Ровно 30 лет назад, в конце июля 1986 года Михаил Горбачев заявил о скором выводе из Афганистана шести полков 40-й армии, а в правительстве шли споры о том, нужно ли полностью выводить войска из ДРА. К тому времени советские войска вели боевые действия в Афганистане уже почти 7 лет, не добившись особо никаких результатов, и решение о выводе войск было принято — через два с лишним года последний советский солдат оставил афганскую землю.
Итак, в этом посте мы посмотрим на то, как именно шла война в афганистане, как выглядели совесткие солдаты и их противники моджахеды. Под катом — много цветных фото.
02. А начиналось все так — ввод так называемого "Ограниченного контингента" советских войск в Афганистан начался накануне нового, 1980 года — 25 декабря 1979-го. Ввели в Афганистан, в основном, мотострелковые соединения, танковые части, артиллерию и десант. Также в Афганистан были введены и авиационные части, позже приданные к 40-й армии в качестве ВВС.
Предполагалось, что масштабных боевых действий не будет, а войска 40-й армии будут просто охранять важные стратегические и промышленные объекты в стране, помогая прокоммунистическому правительству Афганистана. Однако войска СССР достаточно быстро втянулись в боевые действия, оказывая поддержку правительственным силам ДРА, что привело к эскалации конфликта — так как противник, в свою очередь, тоже усилил свои ряды.
На фото — советские БТР-ы в горном районе Афганистана, мимо проходят местные жиельницы с лицами, закрытыми паранджой.
03. Очень скоро стало ясно, что навыки "классической войны", которым были обучены войска СССР, не годятся в Афганистане — этому способствовал и гористый рельеф страны, и тактика "партизанской войны", навязанная моджахедами — они появлялись словно из ниоткуда, наносили точечные и весьма болезненные удары и бесследно растворялись в горах и ущельях. Грозные танки и БМП советских войск в условиях гор были практически бесполезны — ни танк, ни БМП не могли забраться на отвестный склон, а их орудия часто просто не могло поразить цели на вершинах гор — не позволял угол.
04. Советское командование стало перенимать тактику моджахедов — атаки небольшими ударными группами, засады на караваны снабжения, тщательная разведка окружающей территории для поиска лучших троп, взаимодействие с местным населением. Примерно к 1980-81 годам сложился образ и стиль афганской войны — блок-посты на дорогах, небольшие операции в высокогорье, проводимые вертолетчиками и частями ВДВ, блокирование и уничтожение "мятежных" кишлаков, засады.
На фото — один из солдат фотографирует замаскированные огневые позиции на равнинной местности.
05. Снимок начала восьмидесятых годов — танк Т-62 занял господствующую высоту и прикрывает продвижение колонны "наливников" — так в Афганистане называли бензовозы. Танк выглядит достаточно потрепанным — видимо, уже немалое время участвует в боевых действиях. Орудие наведено в сторону гор и "зеленки" — небольшой полосы растительности, в которой может укрываться засада моджахедов.
06. Советские войска афганцы называли "шурави", что с языка дари переводится как "советский", а советские солдаты называли своих противников "душманы" (что с того же языка дари переводится как "враги"), или сокращенно "духи". Все передвижения "шурави" по дорогам страны быстро становились известны душманам, так как они получали всю информацию непосредственно от местных жителей — это позволяло легко устраивать засады, минировать дороги и так далее — кстати, в Афганистане до сих пор полно заминированных территорий; мины ставили как моджахеды, так и советские солдаты.
07. Классическая "афганская" форма весьма узнаваема благодаря широкополой панаме, которая защищала от солнца лучше, чем классическая пилотка тех лет, используемая в СА. Еще в качестве головного убора часто использовали кепи песочного цвета. Что интересно — такие панамки в советской армии вовсе не новшество тех лет, очень похожие головные уборы носили советские солдаты во время боев на Халкин-Голе в 1939 году.
08. По словам участников Афганской войны, нередко с формой бывали проблемы — одно подразделение могло носить комплекты разного цвета и стиля, а погибших солдат, чьи тела отправляли на родину, часто переодевали в старую форму образца 40-х годов, чтобы "сэкономить" на складе один комплект парадной формы...
Стандартные сапоги и ботинки солдаты часто заменяли на кроссовки — они были более комфортны в жарком климате, а также способствовали меньшему травматизму в результате подрыва на мине. Кроссовки покупали в афганских городах на базарах-"дуканах", а также изредка отбивали у караванов снабжения моджахедов.
09. Классическая форма "афганка" (с множеством накладных карманов), известная нам по фильмам про Афганистан, появилась уже во второй половине 80-х. Она была нескольких типов — были специальные костюмы для танкистов, для мотострелков, десантные прыжковые костюмы "мабута" и еще несколько других. По цвету формы легко определялось, сколько времени человек провел в Афганистане — так как со временем желтая "хэбэшка" выгорала под солнцем до практически белого цвета.
10. Существовали также и зимние комплекты формы-"афганки" — они использовались в холодные месяцы (в Афганистане далеко не всегда жара), а также в высокогорных районах с холодным климатом. По сути, обычная утепленная куртка с 4-мя накладными карманами.
11. А вот так выглядели моджахеды — как правило, их одежда была весьма эклектичной и смешивала традиционные афганские наряды, трофейную форму и обычную гражданскую одежу тех лет вроде треников "адидас" и кроссовок "пума". Еще была очень популярна открытая обувь вроде современных шлепанцев.
12. Ахмад-шах Масуд, полевой командир, один из главных противников советских войск, на фото запечатлен в окружении своих моджахедов — видно, что одежда у воинов самая разная, у дядьки справа от Масуда на голове надета явно трофейная шапка-ушанка из зимнего комплекта советской формы.
Из головных уборов среди афганцев, помимо чалмы, были популярны и шапки под названием "паколь" — нечто вроде своеобразного берета из тонкой шерсти. На фото паколь находится на голове самого Ахмад-шаха а также некоторых его солдат.
13. А это афганские беженцы. Чисто внешне они редко отличались от моджахедов, из-за чего нередко гибли — всего за время Афганской войны погибло не менее 1 миллиона мирного населения, наибольшие жертвы возникали в результате бомбовых либо артиллерийских ударов по кишлакам.
14. Советский танкист смотрит на уничтоженный в ходе боевых действий кишлак в районе перевала Саланг. Если кишлак считался "мятежным" — его могли стереть с лица земли вместе со всеми, кто находился внутри периметра...
15. Немалое место в Афганской войне занимала авиация, особенно малая — с помощью вертолетов доставлялась основная часть грузов, а также осуществлялись боевые операции и прикрытие конвоев. На фото — вертолет правительственной афганской армии, прикрывающий советский конвой.
16. А вот это афганский вертолет, сбитый моджахедами в провинции Забул — это произошло в 1990-м году, уже после вывода советских войск из Афганистана.
17. Советские солдаты, попавшие в плен — военную форму у пленных отобрали, переодев в афганские наряды. Кстати, некоторые из пленных приняли ислам и пожелали остаться в Афганистане — я однажды читал истории таких людей, которые сейчас живут в Афганистане.
18. Блокпост в Кабуле, зима 1989 года, незадолого до вывода советских войск. На фото — типично кабульский пейзаж с заснеженными вершинами гор у линии горизонта.
19. Танки на афганских дорогах.
20. Советский самолет заходит на посадку в аэропорту Кабула.
21. Военная техника.
22. Начало вывода советских войск из Афганистана.
23. Пастух смотрит на уходящую колонну советских войск.
IV. На войне
Боевые действия нашей роты проходили в окрестностях Кабула, в близи Чарикара, Джебаль-Уссараджа, Баграма и Гульбахара, три операции в Панджшере, дважды воевали в Тогапском ущелье, в районе Сароби, у Джелалабада в Цаукайском ущелье, за Кунаром у пакистанской границы, у Гардеза и в других местах.
Ненависти к врагу не испытывал и мстить было не за что. Присутствовал боевой азарт, стремление к победе, показать себя. Когда случались потери, чувство мести примешивалось, но в бою сражающиеся равны. Плохо, когда некоторые выплёскивали чувство мести за погибших товарищей на мирных жителей.
Сначала толком никто не знал, с кем нам приходиться воевать, были в курсе, что враг жесток и коварен. В ходе войны к моджахедам стали относиться серьезнее, знали, что они могут совершить смелые неожиданные и отчаянные диверсии. Например, захватили на дороге несколько рейсовых автобусов, высади пассажиров, и приехали через посты в центр населённого пункта, постреляли и… уехали.
В обозначении врага сначала применялось известное по Средней Азии название «басмачи», но потом наиболее часто их называли «душманами», переводится с афганского как «враги». Кстати, по марийски почти также. Отсюда идёт и производная форма «духи». Очень удачно, они как духи могли появиться откуда угодно - с гор, из-под земли, из кишлака, со стороны советских или афганских частей. Некоторые переодевались в советскую военную форму и говорили по-русски лучше, чем наши бойцы из числа туркмен и узбеков. Наименование «моджахеды» (борцы за веру) было известно, но популярностью не пользовалось. Русских афганцы называли «шурави» от слова «шура» (совет) в значении советский.
Листовки и карикатуры на врагов видел, это были афганские листовки, одна у меня до сих пор сохранилась. Лицезрел и плакаты с портретами лидеров душманов. Чаще всего встречался портрет Гульбеддина Хекматияра, возглавлявшего Исламскую партию Афганистана (ИПА).
Причины нашего участия в той войне две. Главное было - поддержать просоветский режим и дополнительная причина - защита наших южных рубежей. Наблюдая бедность основной массы населения, мы искренне верили, что нужно поднять их уровень жизни до нашего, помочь преодолеть трудности, защитить от мятежников и иностранного вмешательства. Так тогда это понимали.
Первый бой произошёл 23 февраля 1980 г. у дороги севернее Чарикара, где-то в районе кишлака Баяни-Бала. Борцы за веру подошли к дороге и тревожили обстрелами проходившие колонны. Мы десантировались из боевых машин и под прикрытием пулемётов пошли цепью в атаку. Мятежники, отстреливаясь, стали отступать. Мы бежали по полям и скатывались с террас. У них много террас, так как страна горная и ровной местности, да ещё плодородной, мало. Не догнали мы тогда их и по приказу отступили, командир не хотел, чтобы мы отдалились от дороги. Самое трудное тогда было держать цепь, не забегать вперёд и не отставать. Группа бойцов взяла придорожный дом. Они у них хотя и глиняные, но строятся, как крепости, и со стрелковым оружием не всегда легко их взять. Дом был ключом обороны у духов. Сержант Улитенко застрелил там старика с ружьём. Первоначально душманы были неважно вооружены: кремнёвые и охотничьи ружья, английские «буры», и то в незначительном количестве, автоматического оружия было мало. Даже пули были не у всех, некоторые стреляли дробью. Что было под рукой, тем и воевали - топором, камнем, ножом. Смело, конечно, но безрассудно с таким оружием идти против артиллерии, пулемётов, автоматов и винтовок. В этом бою мы имели дело с неорганизованным необученным и плохо вооружённым ополчением. Тогда четыре наших солдата чуть не погибли: Владимир Добыш, Александр Баёв, Александр Иванов и Пётр Маркелов. Они не услышали приказ об отходе и зашли так далеко в кишлак, что, в конце концов, были атакованы превосходящими силами душманов, которые стреляли по ним из-за дувала (глиняный забор). Гранат у них не было, и они не могли закидать ими душманов через дувал, а пули из автоматов его не пробивали. Только снайпер Саша Иванов из винтовки пробивал дувал и как минимум поразил одного. Остальные ребята, используя преимущество в автоматике, залегли за кучей щебня и стреляли по всякой показывающейся над забором голове. Спасло появление афганской машины. Солдаты остановили её, сели и уехали с места боя. Душманы по своему деревенскому стрелять не стали. Афганец увёз наших совсем недалеко и, сославшись на поломку, остановился, но этого хватило чтобы оторваться от преследователей. Бойцы покинули машину и, держа на изготовку оружие, прошли через базар. Водитель обманул, как только солдаты отошли, он уехал, но без него ребята могли погибнуть. Они благополучно дошли до своих. Все были ранены. Баёву пуля попала в спину, Добыш получил сквозное ранение плеча, остальных поцарапало. Маркелов получил несколько дробинок под глаз. Мы потом шутили, что его хотели подстрелить, как белку в глаз, чтобы шкуру не попортить.
Тяготы войны воспринимались, как и записано в присяге: «стойко переносили все тяготы и лишения военной службы». Человек ко всему привыкает: и к непогоде, и к неудобствам, и постоянной опасности.
Потери и ранения действовали удручающе. У нас за два года из роты погибло 17 человек, и каждый 6-й был ранен. Реально потери были больше, так как я не считаю погибших из прикомандированных к роте связистов, миномётчиков, сапёров, танкистов, авианаводчиков, артиллерийских корректировщиков и т.п.
Погибли многие из тех, о ком я писал выше. Как написано в «Книге Памяти», 16 декабря 1980 г. от тяжёлой инфекционной болезни умер Александр Баёв. Можно и так написать, если передозировку наркотиков отнести к инфекционным заболеваниям. Я тогда был дневальным и первым во время подъёма обнаружил, что он умер. Один из солдат, с которым мы пытались «разбудить» Баёва крикнул остальным, что он холодный. Сержант М. Алимов, не поняв смысла, сказал: «Давайте его сюда к печке, мы его погреем». Прибежал врач, но было поздно, со спасением опоздали минут на 30.
Зампотеху прапорщику А.С. Афанасьеву 6 июня 1981 г. по дороге к Сароби у кишлака Гогамунда разнесло череп. Помню одного прапорщика медика. Когда он только приехал из Союза и спрашивал меня, как тут, я сказал, что стреляют и убивают. Он бодро ответил на это, что как медик в боях участвовать не будет. Но на войне у каждого своя судьба. Один все два года постоянно в боях и ни одной царапины, другой при штабе и погибает. Этому прапорщику в том же бою при поражении БТР из гранатомёта оторвало голову, только нижняя челюсть висела на шее.
Когда мы весной 1981 г. стояли на Баграмской дороге в районе Карабага произошёл такой случай. Штабные офицеры встретили на аэродроме Кабула шифровальщика. Он полгода обучался в Союзе и должен был работать в штабе. Поспешили, сопровождение дожидаться не стали и поехали на УАЗике в часть впятером: сержант водитель, шифровальщик, старший лейтенант, капитан и подполковник. Душманы захватили на дороге ЗИЛ, обогнали УАЗ, перегородили дорогу и расстреляли подъехавшую машину. Водитель и шифровальщик погибли, старший лейтенант был тяжело ранен. Капитан с подполковником убежали. Первый получил пулю в спину, но остался жив, второй не пострадал. Моджахеды перерезали горло раненому старшему лейтенанту, и ушли в зелёнку. Изрешечённая залитая кровью и обрызганная мозгами машина несколько дней стояла на посту, напоминая о близости смерти и необходимости бдительности и осторожности. Шифровальщик прослужил в Афганистане несколько часов, не попав даже в списки части.
27 сентября погиб водитель БТР Урусян Дереник Сандроевич вместе с двумя солдатами. Их машина свалилась в пропасть. Я совершенно случайно не поехал с ними. Командир роты старший лейтенант Киселёв и командир взвода старший лейтенант Геннадий Травкин и танкист старший лейтенант Валерий Черевик погибли в одном БТР 7 ноября 1981 г. в Сароби. Солдату Михаилу Ротарю из Молдавии миной оторвало ногу до колена и мы снимали его с гор. Потом я с ним переписывался. Ему сделали протез, и он работал в военкомате.
Каждое ранение и смерть - отдельная грустная история.
В перерывах между боями, конечно, вспоминали дом. В трудное время укрепляли дух воспоминания о доме, планы о будущем.
Когда шли в атаку, ничего не кричали. Когда бежишь по горам в условиях разряженного воздуха, особо не покричишь, кроме того, мы старались слушать команды и звуки боя, в горах звук из-за эха может ввести в заблуждение. У нас не было психологических массовых атак на противника, и кричать было не нужно. Чаще всего боестолкновения происходили в форме перестрелок на дальней или средней дистанции, при выдвижении вперёд противник, как правило, отступал. Другая форма боя - действие в кишлаке и «зелёнке», там соприкосновение с противником доходило вплоть до рукопашной. Близкий бой завязывался и при попадании в засаду или в случае неожиданного столкновения или обнаружения противника.
Приходилось участвовать в событиях, которые отразились в специальной и мемуарной литературе. С одним фактом столкнулся в мемуарах генерал-полковника Б.В. Громова «Ограниченный контингент». В 1980 году он был начальником штаба нашей 108 дивизии. Генерал пишет, что в конце мая среди дня душманами был обстрелян 181 полк и что в результате обстрела на воздух взлетели почти все склады с запасами продовольствия и боеприпасов, полк едва не лишился боевого знамени, погиб офицер и пять солдат, сгорел танк, в который они забрались. Громов отмечает профессиональный обстрел и пишет, что и сейчас не знает, из какого оружия он вёлся - артиллерии тогда у душманов ещё не было, ракет - и подавно, а использовались только минометы. Генерал подозревает афганских военных, полигон которых находился недалеко. Это событие отмечено и в иных публикациях. В. Майоров и И. Майорова пишут так: «Был последний день второй декады мая. Обстрел 181-го мотострелкового полка начался в полдень при ярком солнце, когда трудно определить, откуда ведётся стрельба. На воздух взлетели почти все склады боеприпасов и продовольствия, полк едва не лишился боевого знамени». Далее отмечается, что погиб офицер и пять солдат, попытавшихся на танках бороться с огнём. Авторы также недоумевают относительно причины взрыва: «Было неясно, кто же открыл огонь: «духи» с окрестных гор или афганские военнослужащие из танковой бригады?»
Начальник штаба Б.В. Громов, конечно, получил официальную информацию в виде доклада, скорее всего, командира 181 мсп подполковника Владимира Насыровича Махмудова. Я же кое-что могу прояснить в этом вопросе как свидетель, хотя и не ручаться за окончательную истину.
Сомнения генерала и других авторов обоснованны, подорвать склады было не просто. Они располагались в котловине между горок (по афганским меркам их нельзя назвать большими, но для равнинных жителей они представлялись бы внушительными). Прямой наводкой обстрелять склады было невозможно, на подступах везде размещались наши подразделения, местность вокруг хорошо просматривалась - относительно ровная пустыня без какой либо растительности, только колючка. Обстрел мог вестись только с очень большого расстояния и из миномёта.
В это время я был направлен для выполнения боевой задачи по охране и обороне ремонтного батальона (рембат), который размещался перед афганским полигоном и занимался ремонтом афганской техники, собственно тут было два ремонтных батальона. У них имелась своя внутренняя охрана по периметру, но внешнюю охрану на выдвинутых постах осуществляли мотострелки. Ещё была колючая проволока, паутина и минные поля. В момент происшествия я был на посту и, сидя на броне БТР, вёл наблюдение, т.к. с него был лучше обзор. За спиной находился рембат и смотреть нужно было только в сторону складов и других наших подразделений, расположенных на расстоянии 1-1,5 км. Первый достаточно сильный взрыв в районе складов я увидел и услышал сразу, так как в этот момент смотрел туда. Некоторое время было тихо, потом начали рваться снаряды, разлетаться в стороны и, чем дальше, тем сильнее. Мы на всякий случай усилили бдительность. Разрывы снарядов стали приближаться, однако до складов было не близко и они защищались горами, поэтому за их пределы вылетали не все боеприпасы. Тем не менее, несколько снарядов разорвалось на расстоянии 500 м, а один 300 м от нас.
Теперь свои соображения. У меня очень большое сомнение, что во взрыве складов виноваты душманы или афганские военные. Как я уже говорил, приблизиться к складам, да ещё днём, они не могли. С дальнего расстояния и одной миной сразу поразить скрытую в лощине цель крайне сложно. К тому же миномёт не является точным оружием. Никакой летящей мины я не видел (полёт мины можно проследить). Если предположить, что стреляли афганские военные с полигона, то я не слышал выстрела, а полигон располагался за рембатом за моей спиной.
Не могу полностью исключить версию обстрела, но фактов, её подтверждающих, нет. Среди солдат распространилась версия взрыва на складе как результат неосторожного обращения с оружием. Она была основана на рассказах тех, кто находился на складах или вблизи от них. Я неоднократно слушал разных бойцов, и они говорили приблизительно одно и то же. Кладовщики из-за любопытства или каких-то иных соображений себе на голову начали разбирать НУРС (Неуправляемый реактивный снаряд), что привело к взрыву, который в свою очередь вызвал детонацию и пожар. Нагревшиеся боеприпасы начали взрываться. Катастрофа усугублялась тем, что почти все склады располагались вместе: и с боеприпасами, и с провиантом, и с вещами, там же был полковой госпиталь. Охранять и использовать склады так было удобно, но и сгорело тоже всё разом. Впоследствии склады располагались уже по отдельности. Я был потом на месте взрыва, ходил по выжженной земле и сгоревший танк видел. Действительно, танкист пытался предотвратить начавшийся пожар, но не успел.
Если бы командир полка доложил об уничтожении складов как результате заурядной халатности и нарушения дисциплины, он мог быть наказан, поэтому и приписали всё душманам. Если разбираться со всякими ЧП в Афганистане, то вскроется, что душманы совершили немало неизвестных им «подвигов». На войне удобно списать на боевые потери любые происшествия. Утонул солдат - отчитывались, что убит снайпером, слетела в пропасть машина из-за нетрезвого водителя - обстрел из гранатомёта из засады. У нас один узбек от нечего делать напильником стал точить электродетонатор и вызвал искру, и оборвало ему два пальца и осколками посекло как самого, так и сидящего рядом. Выдали ранения за результат миномётного обстрела, иначе это могло быть квалифицированно как самострел. Учить в школе физику нужно было лучше. Просматривал «Книгу Памяти о советских воинах, погибших в Афганистане» и убедился, что смерть многих, о гибели которых я знаю наверняка, описана совсем не так, как было в действительности. В представлении к награде посмертно требовалось изложить обстоятельства подвига, вот штабные и сочиняли. Причём даже в тех случаях, когда гибель произошла в бою, описана она совершенно по иному.
В бою чаще всего о смерти и ранениях не думали, иначе страх скуёт все движения и тогда беды не миновать. О возможной гибели думали только, когда были потери и незадолго перед увольнением в запас. Страха перед командирами не было, нас не посылали на заведомо гибельные задания. Встречались, конечно, такие офицеры, которые больше думали о наградах, чем о солдатах. Например, когда другая рота нашего батальона уничтожила в ущелье группу душманов, начальник штаба капитан Алиев, рассмотрев в бинокль возле убитых оружие, стал говорить: «Давайте спустимся, там у них миномёты есть, соберём оружие». Наличие трофейного оружия наглядно демонстрировало успех, и можно было рассчитывать на награды. На это комбат Зимболевский ему сказал: «Тебе надо, ты и спускайся», - и не отдал приказа спускаться в ущелье. В горах находящийся на гребне всегда имеет громадное преимущество перед теми, кто внизу в лощинах. Мы редко спускались в лощины, а если это и делали, то только с прикрытием. Передвигались почти всегда по гребням гор.
В июне-июле 1980 г. мы воевали в районе Гардеза. Тогда произошла первая близкая встреча с душманом. Чаще всего враг был невидимым - постреляет с дальнего рубежа или из виноградника и отходит. Если видели, то в недосягаемости стрелкового оружия, в 1,5-3 км - в горах видимость хорошая из-за чистого разряженного воздуха. Были случаи, когда душманы не выдерживали приближения значительных сил и, как зайцы из-под кустов, убегали из засад, бросая оружие. Чаще всего таких «зайцев» подстрелить не удавалось, посылали им в след несколько мин. Мы тогда были в первом рейде и безуспешно преследовали банду. Мы на одну гору залезем, они уже на другой, мы на ту, а они уже на третьей. «И видит око, да зуб неймёт». В авангарде было только лёгкое стрелковое оружие, миномёты находились сзади. Когда вытеснили душманов, то и сами спустились с гор в долину. Как всегда по тропе шли цепочкой. Я был четвёртым с конца во взводе. Вдруг прозвучал неожиданный выстрел, и пуля ударила совсем близко около ног последнего солдата. Он подумал, что кто-то из наших произвёл случайный выстрел, и стал громко спрашивать. Все остановились и недоумённо стали смотреть друг на друга - никто не стрелял. Это духи, - решили мы, - и стали осматривать скалы наверху. Так, наверное, и ушли бы никого не обнаружив, но стрелявший душман просчитался. Дело в том, что они часто нападали на последнего, и идущие впереди, не видя откуда произведён выстрел, не могли понять, кто стрелял. В нашем случае последний последним не был, с небольшим разрывом за нами шёл ещё один взвод и вышедший из-за скалы солдат успел заметить, откуда был произведён выстрел. Душман сидел не на горе, как мы думали, а под нашими ногами в маленькой пещерке у самой тропы. Увидевший его солдат открыл огонь и стал кидать гранаты. Все мгновенно залегли. Я оказался на линии огня выше пещеры и, распластавшись среди камней, смотрел, как вокруг по камням щёлкают осколки и рикошетом отлетают пули, погибать от своих не хотелось. Душман сумел произвести ещё один неудачный выстрел, и был убит. Труп вытащили из пещеры. Осколки гранаты искромсали его тело, выбили глаз. Это был парнишка лет 17 с крупнокалиберным стареньким винчестером. Он был храбрым бойцом, но ему не повезло.
В августе пришлось участвовать во второй Панджшерской операции против формирований Ахмад Шаха Масуда. Мы с афганской ротой подошли к горе справа от входа в Панджшерское ущелье. Совсем близко увидели быстро забирающегося в гору мужчину. Ему стали кричать, чтобы он остановился, но он не обращая внимания, быстро поднимался. Его можно было подстрелить, но никто не стрелял. Огонь открыли только, когда он стал скрываться за камнями, но было уже поздно, выпущенные в след мины его тоже не поразили. Это был гонец с сообщением о нашем выдвижении, и он успел предупредить своих.
В ближайших кишлаках людей не было и оружия тоже не нашли. Перед заходом солнца по нам стреляли из винтовок. Мы видели на соседней горе передвижение группы душманов и даже навели на них вертолёт. Бомба эффектно взорвалась на самой вершине. Мы успокоились и вели себя очень беспечно. Солдаты грелись в лучах заходящего солнца на западной освещённой стороне гребня. Когда снайперская пуля ударила возле одного солдата, всех как ветром сдуло - мы перебежали на восточный теневой склон и открыли ответный огонь. Ночь в горах была прохладной. Утром по нам стреляли из дома на склоне. Мы навели на него вертолёты, и они сбросили бомбу. Она взорвалась левее позиции душманов метров на 100. Авианаводчик скорректировал и следующая бомба упала… ещё на 100 метров ближе к нам. Офицер ещё раз объяснил, куда нужно кидать бомбу и она полетела… уже на нас. Солдаты из зоны поражения бежали невероятно быстро, слыша приближающийся вой бомбы, потом залегли. От взрыва никто не пострадал, но больше объяснять вертолётчикам место цели не стали. Это был на моей памяти единственный случай столь неумелого взаимодействия вертолётчиков и авианаводчика, обычно «вертушки» нас очень выручали.
Изредка вступая в перестрелки, вышли к реке в ущелье и форсировали её. Затем несколько дней наступали в глубь долины. Иногда сидели на горах, подстраховывая наступающие части, и следили за ходом боя, потом менялись ролями. Когда проходили через занятые кишлаки, видели убитых душманов и просто подвернувшихся жителей, дымящиеся дома и другие следы недавних боёв.
Потом последовал приказ уходить. Так часто бывало - заходили, громили или вытесняли мятежников, потом уходили и туда вновь возвращались душманы. Солдаты шутили: «Народная власть установлена - высылайте людей». Если на занятой территории оставались афганские войска, они без нашей помощи долго продержаться не могли. Стоять же гарнизонами по всей стране наши войска не могли - контингент советских войск в Афганистане действительно был ограниченным.
Во время выхода из ущелья по нам стреляли, мы отвечали ураганным огнём. Дорогу душманы минировали, но у нас впереди шёл танк с тралом и расчищал путь. Однако санитарный уазик всё же подорвался - у него ширина моста была узкой, он не попадал в колею и, в конце концов, наехал на мину. Раненного водителя вытащили, а врач с санитаром сгорели. К вечеру всё успокоилось и оставалось всего несколько километров до выхода из Панджшера. Мы уже хотели ложиться спать в БТРах, но тут колонна остановилась. Душманы взорвали дорогу. Справа были скалы, слева - бурлящая горная река, впереди на десятки метров - провал. Радовало только одно, что была ночь и душманы не могли стрелять. По рации мы услышали короткий приказ комбата Зимбалевского: «Солдаты, в горы». Очень не хотелось вылазить из уютных БТРов и лезть на эти надоевшие горы. Было очень темно и только на фоне звёздного неба различались силуэты гор. За каждой вершиной, к которой стремились, открывалась новая и так далее. С вечера прошёл дождь, и камни были скользкими. Кто-то сказал, что альпинистам запрещают ночной подъём да ещё после дождя, но это же альпинистам. В своей группе я полз первым и всё вглядывался в камни, ожидая вспышки выстрела засевших душманов. На рассвете мы заняли гребень окрестных гор, соорудили из камней укрытия и стали ждать. Знали, что душманы придут для обстрела застрявшей колонны. Утром на нас вышло стадо овец с тремя пастухами. Они не ожидали встретить там русских, попытались убежать, но несколько очередей оставили их на камнях. Использование пастухов для разведки было известным приёмом противника. К сожалению, нам не удалось в полной мере насладиться радостью победы. Группу душманов из 20 человек заметили в бинокли сразу же, как только она начала подъём. Офицеры вызвали с расположенного недалеко Баграмского аэродрома вертолёты и те расстреляли их на середине склона, когда спрятаться им было некуда. Однако душманы шли без оружия. Офицеры сделали вывод, что оно где-то тут рядом с нами на горах. Пытались искать, но безрезультатно. Только на третьи сутки был получен приказ на спуск, когда сапёры восстановили дорогу. Батальон разом оставил гребень и бегом спустился вниз, погрузился на машины и благополучно выехал из ущелья. Сработали мы тогда чётко и успешно, план Ахмад Шаха запереть нас в ущелье и нанести урон не осуществился.
Афганский историк Абд ал-Хафиз Мансур в книге «Панджшер в эпоху джихада» пишет, что русские и правительственные войска были разгромлены и потеряли в этой операции более 500 человек, моджахеды же лишились будто бы только 25 воинов, но это очень сильное искажение. Наша рота в ходе Второго Панджшера вообще не имела потерь, у других подразделений тоже не наблюдал сколько-нибудь значительного урона.
Случаев предательства и попадания в плен у нас не было. Погибали и пропадали без вести - случалось. В Панджшере пропал без вести высоченный худой русский парень из комендантского взвода из Тбилиси. У него было плохое зрение, и после того, как полк был атакован и отступил под прикрытием артиллерии с гор в ущелье, его недосчитались. Несколько дней с боем брали кишлаки и окрестные горы, искали по лощинам, потеряли несколько человек погибшими и ранеными, но этого солдата так и не нашли.
Один случай перехода через лощину следует рассказать. В сентябре 1980-го мы воевали в районе Цаукайского ущелья в провинции Кунар, недалеко от Пакистана. По хребту преследовали отходящих душманов, были короткие стычки. Заночевали на склоне. Утром прилетели вертолёты и сбросили нам продукты и зачем-то боеприпасы. У нас своих оставалось более чем достаточно, эти были лишними, но пришлось взять. Когда рота уже выдвинулась, ко мне подошёл солдат и сказал, что нашёл в кустах цинк с патронами. Мы понесли его в гору. Это была тяжёлая и неудобная для переноски прямоугольная коробка, в которой находится 1080 патрон к АК-74 калибра 5,45 мм. Несколько раз мы хотели выкинуть этот цинк, из-за которого изрядно отстали от своей роты и находились уже в арьергарде батальона. Но всякий раз после короткого отдыха хватали его и несли в гору. Мы знали, что за нами следом идут душманы, и если мы даже спрячем цинк, они могут его найти и эти пули полетят в нас и наших товарищей. Так мы, обливаясь потом, допёрли патроны до вершины, где собирался батальон. Там солдаты роты разобрали патроны.
К вечеру оказались перед лощиной. Обходить её потребовалось бы не менее суток, нам нужно было на противоположную гряду. Климат в районе Кунара и Джелалабада субтропический, и горы покрыты лесами, что ещё более осложняло действия. Комбат рискнул перейти через лощину по прямой. Батальон переходил по частям. Когда первая рота уже была на противоположном гребне, афганская находилась внизу, а наша третья ещё оставалась на этой стороне. Проблемы начались, когда и мы спустились и стали набирать воду. Со склона, который мы только что покинули, начали стрелять. Мы быстро стали подниматься по противоположному склону. Первое время отстреливались, затем перестали - всё равно было не видно куда стрелять. Быстро смеркалось, на юге ночи тёмные. Среди деревьев и в сумерках нас почти не было видно. Форма у нас была новая и потому тёмная, не успела выгореть. Афганские же солдаты, рота которых действовала с нами, носили выгоревшую, почти белую форму. Наши стали кричать: «Не приближайтесь к афганцам, их хорошо видно. Действительно, у нас был ранен только один боец, среди афганцев трое солдат. Ранение нашего бойца было не тяжёлым, но неприятным - прострелили ягодицы. Его несли на руках, и каждый хотел помочь. С наступлением темноты прекратили стрельбу и душманы. Когда мы были уже на середине склона, наступила ночь, и на противоположном склоне, где были душманы, зажглись огни. Мы только что прошли там и точно знали, что никаких строений там нет и огням взяться неоткуда. Это делалось для психологического давления на нас - смотрите русские и бойтесь, мы, ваши враги, рядом. Но имелась и практическая цель. Душман клал на камень фонарик, занимал позицию в стороне и наблюдал за вспышками выстрелов. Если неопытный советский солдат начнёт стрелять по фонарику, душманский снайпер будет иметь возможность поразить его. Мы эту уловку знали и не стреляли, ведь если даже попадешь в дешёвый китайский фонарик, сидящий в стороне душман не пострадает. Иногда огни перемещались, скорее всего, душманы, желая подразнить русских, привешивали фонарики на ишаков и пускали их по склону. Через год, когда мы были на посту и нам надоели эти блуждающие огни на вершине горы, мы потушили их снарядом из танка, больше огни там не появлялись.
Форсировав лощину, мы благополучно заняли хребет и остановились на ночлег. Тёмной южной ночью передвигаться по лесу в горах невозможно. Командир афганской роты подошёл и попросил капитана Зимбалевского, чтобы тот приказал своим солдатам спуститься и поднять трёх его раненых солдат. Удивительно, душманы за редким исключением всегда уносили не только своих раненых, но и убитых, а эти своих оставили. Афганская рота действовала как-то неуверенно, вяло, медленно плелась сзади, отставала. Когда наш комбат сделал замечание комроты афганцев, их офицер ответил, что русские солдаты очень быстро ходят. Нам было это удивительно слышать, среди нас находилось мало горцев, преобладали равнинные жители. Даже армяне, которых было несколько человек, говорили, что, хотя они и живут на Кавказе, по горам так много не лазили. Скорее всего, афганская рота не очень хотела воевать и отбывала повинность.
Комбат отказал в просьбе афганцу и сказал, чтобы он за своими ранеными отправлял солдат своей роты и обещал только огневое прикрытие. Никто из афганцев так и не спустился за ранеными. Утром выход задержался, Зимболевский жёстко сказал афганскому офицеру, что если они не принесут своих раненых к такому-то времени, то наш батальон уйдёт. Афганцы понуро ушли вниз и к назначенному времени подняли раненых на гору, мы двинулись дальше по гребню. От раненых узнали, что душманы подходили к ним и хотели добить, но они сказали, что мобилизованные и тоже мусульмане. Душманы только забрали оружие и ушли. Такое случалось, но если они находили раненых афганских офицеров, то не щадили. Ночью они подбирались к нашему боевому охранению, но нападать не решились, мы ждали нападения и были готовы к отпору, устроив позиции из камней по склону.
Трусливых было не так много. У нас был один такой солдат. При обстрелах его охватывала паника, он ложился среди камней, и никакими уговорами невозможно было его принудить к движению. Бойцам приходилось по простреливаемой местности бежать к нему и под пулями за руки тащить. К счастью такой был в единственном числе. А вот среди офицеров проявление трусости приходилось наблюдать чаще. Командир миномётной батареи старший лейтенант часто был в боях и по возвращении много рассказывал о подвигах. Я с завистью и восторгом думал: «Вот герой, мне бы так». В середине октября 1980 г. мы воевали в Тогапском ущелье. Батальон двигался через кишлак вдоль ручья, параллельно по другому берегу шли душманы. Мы их первые заметили, но внимания не обратили - они были в гражданской одежде с красными повязками на обоих рукавах - так обычно себя обозначали «народники». Это были отряды самообороны, т.е. народного ополчения, сражавшиеся на стороне правительственных войск, обычно рядом с местами своего проживания. То, что это душманы, мы поняли только после того, как у них сдали нервы, и они бросились бежать. Несколько солдат открыли запоздалый огонь и кого-то убили или ранили - на камнях обнаружили кровь. Во время стрельбы я залёг в арыке и, выглядывая, выискивал цель. В это время на меня всё наползал и наползал упомянутый старший лейтенант с ошалелыми от испуга глазами. Так он и уполз куда-то назад и вовсе не для того, чтобы организовать действия своей батареи. Всех рассмешил белорус Николай Кандыбович. Когда стрелять перестали, он вышел откуда-то с тыла и стал громко спрашивать: «Ну что, в плен кого-нибудь взяли, оружие захватили?»
Смелое поведение большинства солдат я могу объяснить не столько храбростью, сколько неверием 19-летних парней в смерть и уверенностью в свои силы. Для нас долго Афганистан был скорее военной игрой, а не настоящей жестокой войной. Осознание всей серьёзности происходящего приходило со временем с потерями и ранениями боевых товарищей.
В том же Тогапском ущелье мы зачищали кишлаки, время от времени возникали перестрелки. Когда были в боевом охранении, то встретили группу из наших и афганских сапёров, которые взрывали дома главарей банд. Тогда я ещё подумал: «Зачем взрывать дома, разве от этого их хозяева перестанут воевать?»
В кишлаках моджахеды откуда-нибудь выпрыгивали, делали несколько выстрелов и быстро скрывались. При проверке домов на входе всегда оставляли солдата. Когда отделение нашей роты зашло в очередной дом, на оставшегося у дверей солдата Ильдара Гараева из Казани сразу же прыгнуло из-за забора два душмана с ножами. Они выбили у него автомат и пытались зарезать, он отбивался голыми руками, которые были уже все в порезах. Потом им удалось повалить Ильдара в арык, и они стали топить его в воде, не стреляли, опасаясь привлечь внимание. В последнюю минуту его спас солдат Бикмаев, увидевший происходящее из окна. Бойцы выскочили на улицу и расстреляли моджахедов. Потом я подходил к ним и видел, что лица их были снесены обильным потоком свинца. Окровавленного и в шоковом состоянии Ильдара привели на площадь кишлака. Там в этот момент трое старейшин кишлака, старательно доказывали командиру нашей роты Пешехонову, что душманов в кишлаке нет. Как только Ильдар их увидел, сразу же расстрелял всех, чудом не задев никого из своих, под пули чуть не попал наш взводный Александр Воробьёв, проходивший в этот момент возле афганцев. Ильдара мы потом между собой осуждали, но не за убийство стариков, конечно, а за опасную стрельбу.
Жутковато было идти в атаку, когда по нам не стреляли, потому что не знаешь где противник и сколько их, какое у них вооружение, не ударит ли сейчас в упор пулемёт. Когда начинали стрелять, можно было уже решать, как действовать.
Видеть врага живьём приходилось часто, чуть ли не каждый день. Партизанская война в том и заключается, что враг везде и негде. Восточный менталитет особенный. Люди там такие доброжелательные и приветливые, что, кажется, лучше тебя для него никого нет, и угостят, и подарок дадут, и слова хорошие скажут. Если поверишь и расслабишься, тут и беда незаметно подкрадётся. «Мягко стелют - жёстко спать». Тот же человек, с которым недавно мило общался, может и отравить, и застрелить, или зарезать, или совершить иное враждебное действие.
Душману, чтобы превратиться в мирного крестьянина, достаточно было избавиться от оружия. Например, из кишлака стреляют. Мы врываемся туда, и местные жители на вопрос: «Душман аст?», - всегда неизменно отвечали: «Душман нест». Думаю, что и без перевода смысл диалога понятен. Опыт позволял иногда выявлять среди крестьян душманов. Например, следы пороховых газов, грязный след от приклада на плече, не всегда успевали или забывали избавиться от патронов в карманах и т.п. Однажды мы проверяли кишлаки вдоль дороги на Кабул недалеко от Джелалабада. В кишлаке был захвачен юноша лет 16 с патронами в кармане. Его привели на дорогу. За ним шла, рыдая, старая мать и слёзно просила отпустить сына. Офицеры не знали, как поступить, и отпустили молодого душмана. Солдаты были недовольны, ведь он недавно стрелял по нам. Майор с упрёком сказал, что не нужно было его доводить до дороги. Когда афганский паренёк проходил возле нас, один из солдат толкнул его прикладом в бок. Он остановился и внимательно смотрел на уходивших солдат, пытаясь понять, кто его ударил. За ним, рыдая, шла его мать, простая старая афганская женщина, выполнившая материнский долг и спасшая своего сына от смерти. Молодой афганец уходил в кишлак, не обращая внимания на плетущуюся сзади плачущую женщину. Это наших солдат тоже неприятно поразило.
Ещё один эпизод. При движении через кишлак таджик сержант Муртазо (Имя в печатном варианте отсутствует- прим.
Автора
) Алимов обратил внимание на сидящую на корточках и наблюдающую за нами женщину в парандже. Женщина была необычайно широкоплечей, что вызвало подозрение. Возможно, это был скрывающийся под паранджой мужчина - душманский разведчик. Алимов сказал об этом афганскому лейтенанту. Разговор вёлся на фарси, но я понял, что афганец отказался проверять «женщину». Советский сержант и афганский лейтенант сначала спорили, чем дальше, тем яростнее, а потом начали драться. Мы тут же их разняли, иначе пришлось бы на радость душманскому разведчику избить половину афганской роты. Наших офицеров рядом не оказалось и, чтобы не обострять отношений с союзниками, мы не стали проверять широкоплечую «женщину» в парандже.
Судьба пленных душманов была разной. Это зависело от приказов командиров и общего настроения бойцов. Если было приказано взять «языка», если действия подразделения протекали удачно и без потерь, к пленным относились вполне гуманно, часто передавали афганским официальным властям. Если же чёткие приказы относительно пленных отсутствовали, а рейдовая группа несла потери убитыми и ранеными, то ничего хорошего пленных не ждало. Пленников обычно заставляли нести наш тяжёлый груз, а на подходе к месту дислокации убивали. Выглядело всё это жутко. Группа солдат окружала несчастного и забивала до смерти руками, ногами, прикладами, ножами, затем контрольный выстрел. Недостатка в исполнителях не было. Мне всё это не нравилось, и старался уйти подальше, чтобы не слышать нечеловеческий вой убиваемого человека. Ужасы войны. Хорошо о войне сказал, много воевавший американский писатель Эрнест Хэмингуэй: «Не думайте, что война, какой бы необходимой и справедливой она ни была, может не быть преступной».
К тому же, у меня не всегда была уверенность, что схваченные люди действительно душманы. Но душманы, как нам объясняли офицеры, были мятежниками, и на них не распространялся статус военнопленных, поэтому такие действия по отношению к ним были оправданы. Даже, когда казнили явных душманов, убивших и ранивших наших солдат, все равно это выглядело отвратительно. Может быть, стоило больше проявлять уважения к врагу и расстреливать без жестокостей. Жестокость порождает жестокость, они с нашими пленными поступали более изощрённо, куда нам европейцам сравниться с азиатами - они знали утонченные способы пыток и казней и были изобретательны.
Был свидетелем, как вёл допрос пленных в Тогапском ущелье командир полка подполковник В.Н. Махмудов. Сначала он говорил с ними, затем собственноручно стал бить, так как они молчали. Вообще, афганские пленники допросы, пытки и казнь, как правило, переносили стойко, как и положено партизанам. Успех при допросе пленных достигался не сколько пытками, сколько элементарным знанием менталитета мусульманского и афганского народа. Афганец не боится смерти, так как находится на пути Аллаха - священной войны с неверными «джихад» и после гибели попадает в рай. Но он должен при этом пролить кровь, а угроза повешенья приводила пленников в ужас, и они могли выдать информацию.
Мёртвых и уже начинающих разлагаться душманов тоже находили, хотя мусульмане своих оставляли крайне редко, только тогда, когда не могли вынести, и если погибал весь отряд.
В Цаукайском ущелье за Джелелабадом захватили одного в плен. Он сидел на камне с двумя старыми сломанными ружьями за спиной и сопротивления не оказал. У нас сложилось впечатление, что это какой-то деревенский дурак, которого духи специально оставили на пути, чтобы задержать наше продвижение. Им это удалось. Пленный говорил, что он не душман и никого не убивал. Возможно, это было и так. Мы были в хорошем настроении и воевали успешно, поэтому ожесточения не было, этого чудака не убили и избивать не стали и даже ружья не сняли, в таком виде его и преподнесли комполка под общий хохот батальона.
В первых числах октября проходили вдоль пакистанской границы за Кунаром. У одного большого кишлака простояли ночь. Жители проявляли крайнее возбуждение, и как нам показалось, готовы были нас атаковать. Всю ночь мы находились в ожидании, в кишлаке был слышен шум, но нападения не произошло. Все мелкие кишлаки вдоль границы были пусты, население ушло в Пакистан. 2 октября (в печатном варианте ошибочно напечатано "августа" - прим
. Автора
) в одном месте нам встретился небольшой отряд, собственно даже не отряд, а семья. Афганские военные вели с ними переговоры, но они первыми начали стрелять из снайперской винтовки и охотничьего ружья. Тогда у нас погиб один солдат казах из 1 роты и с нашей роты снайпер Палагин Александр Иванович из Чебоксар. Смерть наших бойцов предопределила судьбу афганцев. В конце концов, им предлагали сдаться.
Пришлось поговорить и с афганским солдатом, ранее воевавшим в составе отряда моджахедов и потом перешедшим на сторону правительственных войск. Он рассказывал, как с душманами сидел на горах и курил гашиш, а потом они весело стреляли по русским и правительственным колоннам.
Говорят, что война не заканчивается, пока не похоронен последний солдат. Афганский конфликт закончился четверть века назад, но мы не знаем даже о судьбе тех советских воинов, кто после вывода войск остался в плену у моджахедов. Данные разнятся. Из 417 пропавших без вести 130 были освобождены до развала СССР, более сотни погибли, восемь человек были завербованы противником, 21 стали «невозвращенцами». Такова официальная статистика. В 1992 году США предоставили России информацию еще о 163 российских гражданах, пропавших в Афганистане. Судьба десятков солдат остается неизвестной.
Бахретдин Хакимов, Герат. Его призвали в армию в 1979 году. В 1980-м пропал без вести во время боя в провинции Герат, был официально назван убитым. На деле оказался тяжело ранен в голову. Местные жители подобрали его и выходили. Скорее всего, именно ранение привело к тому, что Хакимов практически забыл русский язык, путает даты и названия. Иногда называет себя офицером разведки. Психологи объясняют, что при таких ранениях огромна вероятность формирования ложной памяти, перестановка дат и имен.
Бахретдин Хакимов сейчас живет в Герате на территории музея Джихада в маленькой комнате.
Фотограф Алексей Николаев отыскал бывших советских солдат, которые рассказали ему свои удивительные истории о жизни в неволе и после, в миру. Все они долгое время прожили в Афганистане, приняли ислам, обзавелись семьями, говорят и думают на дари – восточном варианте персидского языка, одном из двух государственных языков Афганистана. Кто-то успел повоевать на стороне моджахедов. Кто-то совершил хадж. Некоторые вернулись на Родину, но иногда их тянет обратно в страну, которая дала им вторую жизнь.
«Об Афганистане я впервые услышал от моего отчима. Он служил в западной провинции Герат, сражался в районе Шинданда. Мне он практически ничего не рассказывал о той войне, но к нам часто приезжали его сослуживцы. Тогда табу на Афган временно снималось, и я заслушивался историями с далекого удивительного Востока – одновременно забавными и печальными, героическими и трогательными. Иногда спокойные и сдержанные разговоры перерастали в жаркие споры, но о чем – в том возрасте я понять не мог.
Николай Быстров попал в плен в 1982 году: старослужащие отправили в самоволку за анашой. Раненого и плененного, Быстрова увели в Панджшер, на базу моджахедов, где произошла его встреча с Амад Шахом Масудом. В дальнейшем Николай принял ислам и стал личным телохранителем Ахмад Шаха. Вернулся в Россию в 1999 году с афганской женой и дочерью.
Николай Быстров с семьёй живёт в краснодарскомм крае, станица Усть-Лабинская.
Афганистан вернулся в мою жизнь много позже, после разговора с фоторедактором Олесей Емельяновой. Мы задумались о судьбе советских военнопленных, пропавших без вести в ходе войны 1979-1989 годов. Оказалось, что их много, они живы, а их судьбы уникальны и не похожи одна на другую. Мы начали искать "афганцев", общались, договаривались о встречах. После первого разговора с бывшим военнопленным я понял, что уже не смогу остановиться. Захотелось найти всех, кого возможно, поговорить с каждым, услышать и понять их судьбу. Чем для них стал плен? Как они справились с поствоенным синдромом и справились ли вообще? Что они думают о стране, которая послала их на войну и забыла вернуть обратно? Как они построили свою жизнь после возвращения на Родину? Эти человеческие истории затягивали, и вскоре стало ясно, что мы создаем один большой уникальный проект. Я понял, что должен увидеть войну глазами афганцев, и решил найти в том числе тех русских ребят, которые после плена остались жить в другой культуре, в другом мире.
Юрий Степанов на работе в цеху. Приютово, Башкирия.
Юрий Степанов с семьёй. Рядовой Степанов попал в плен в 1988 году и считался погибшим. На деле принял ислам и остался жить в Афганистане. Вернулся в Россию в 2006 с женой и сыном. Живёт в Башкирии, село Приютово.
Поездка в Афганистан была сродни прыжку в холодную воду. Я впервые оказался в стране, которая воюет десятилетиями, где правительство сражается с большей частью населения, а иностранное вторжение воспринимается привычно, поскольку никогда не заканчивается оккупацией. Это фантастический мир, все краски которого можно разглядеть лишь в объектив фотокамеры.
Поездки по Афганистану – как путешествие на машине времени. Покидаешь пределы Кабула и ты – в 19-м веке. В некоторых местах люди столетиями не меняют образ жизни. В Чагчаране о цивилизации напоминали только остовы БТР и оторванные башни танков вдоль обочин. Местные подозрительно реагировали на человека с камерой, но пары слов на русском оказалось достаточно, чтобы встретить радушный прием. Здесь прекрасно помнят, что именно русские построили единственную больницу в округе и проложили дороги к нескольким аулам. Войну с Советами практически никто не обсуждает, да и сколько уже новых военных конфликтов прокатились по многострадальному Афгану с 80-х... А советская больница по-прежнему служит людям.
Александр (Ахмад) Левенц.
Геннадий (Негмамад) Цевма. Александру (Ахмаду) Левенцу и Геннадию (Негмамаду) Цевме по 49 лет. Оба уроженцы юго-восточной Украины (один из Луганской, второй – из Донецкой области), оба попали в Афганистан во время срочной службы. Осенью 1983 года оказались в плену, приняли ислам, женились, а после вывода советских войск осели в городе Кундуз на северо-востоке страны. Геннадий – инвалид и передвигается с трудом. Александр работает таксистом.
В Афганистане удивительно красиво и жутко небезопасно. Помню, на обратном пути из города Кундуз на самой высокой точке перевала у машины порвался ремень ГРМ. Часть пути мы просто катились под уклон, иногда подталкивая машину на ровных участках дороги. Поражались горным красотам и молились, чтобы нашу черепашью процессию кто-нибудь не подстрелил ненароком.
Первые несколько недель после возвращения в Москву меня не покидало ощущение, что стоит повернуть за угол Тверской, как я увижу мужчин, жарящих шиш-кебаб, торговцев коврами, птичий рынок и женщин, скрытых за ярко-голубыми бурками. Мой друг говорил: "Либо ты возненавидишь эту страну на первый день, либо влюбишься на третий". Не влюбиться было невозможно».
История Сергея Красноперова
Прилетев в Чагчаран рано утром, я отправился к Сергею на работу. Доехать можно было только на грузовом мотороллере - еще та была поездка. Сергей работает прорабом, у него в подчинении 10 человек, они добывают щебень для строительства дороги. Еще он подрабатывает электромехаником на местной ГЭС.
Принял он меня настороженно, что естественно - я был первым российским журналистом, который с ним встретился за все время его жизни в Афганистане. Мы побеседовали, попили чай и договорились встретиться вечером для поездки к нему домой.
Но мои планы нарушила полиция, окружив меня охраной и заботой, которая заключалась в категорическом нежелании выпускать меня из города к Сергею в аул.
В итоге несколько часов переговоров, три или четыре литра чая, и меня согласились отвезти к нему, но с условием, что мы не будем там ночевать.
После этой встречи мы много раз виделись в городе, но дома я у него уже не бывал - было опасно выезжать из города. Сергей говорил, что все теперь знают, что тут журналист, и что я могу пострадать.
С первого взгляда о Сергее сложилось впечатление как о сильном, спокойном и уверенном в себе человеке. Он много говорил о семье, о том, что хочет переехать из аула в город. Насколько я знаю, он строит в городе дом.
Когда я задумываюсь о его будущей судьбе, я спокоен за него. Афганистан стал для него настоящим домом.
Я родился в Зауралье, в Кургане. До сих пор помню свой домашний адрес: улица Бажова, дом 43. Оказался в Афганистане, а под конец службы, когда мне было 20 лет, ушел к душманам. Ушел, потому что не сошелся характером со своими сослуживцами. Они там все объединились, я был совсем один - меня оскорбляли, ответить я не мог. Хотя это даже не дедовщина, потому что все эти парни были со мной из одного призыва. Я ведь, в общем, и бежать не хотел, хотел, чтобы тех, кто надо мной издевался, наказали. А командирам было все равно.
У меня даже не было оружия, а то бы сразу их убил. Зато духи, которые были близко к нашей части, меня приняли. Правда, не сразу - дней на 20 меня заперли в каком-то маленьком помещении, но это была не тюрьма, у двери были охранники. На ночь надевали кандалы, а днем снимали - даже если окажешься в ущелье, все равно не поймешь, куда идти дальше. Потом приехал командир моджахедов, который сказал, что раз я сам пришел, то сам могу и уйти, и кандалы, охранники мне не нужны. Хотя в часть я бы все равно вряд ли вернулся - думаю, меня сразу бы пристрелили. Скорее всего, их командир так меня испытывал.
Первые три-четыре месяца я на афганском не разговаривал, а потом постепенно стали друг друга понимать. К моджахедам постоянно ходили муллы, мы начали общаться, и я осознал, что на самом деле Бог один и религия одна, просто Иисус и Мухаммед - посланники разной веры. У моджахедов я ничем не занимался, иногда помогал с ремонтом автоматов. Потом меня приставили к одному командиру, который воевал с другими племенами, но его скоро убили. Против советских солдат я не воевал - только чистил оружие, тем более из той области, где я был, войска вывели довольно быстро. Моджахеды поняли, что если меня женить, то я сам с ними останусь. Так и вышло. Женился через год, после этого с меня совсем сняли надзор, раньше одного никуда не пускали. Но я по-прежнему ничем не занимался, приходилось выживать - перенес несколько каких-то смертельно опасных болезней, даже не знаю каких.
У меня шесть детей, было больше, но многие умерли. Они все у меня белокурые, почти славянские. Впрочем, и жена такая же. Я зарабатываю тысячу двести долларов в месяц, такие деньги здесь дуракам не платят. Хочу купить участок в городке. Мне губернатор и мой начальник обещали помочь, стою в очереди. Государственная цена небольшая - тысяча долларов, а продать потом можно тысяч за шесть. Выгодно, если все-таки захочу уехать. Как сейчас в России говорят: это бизнес.
Продолжаем серию публикаций о войне в Афганистане.
ефрейтор ВДВ Сергей Бояркинефрейтор ВДВ Сергей Бояркин
(317 ПДП, Кабул, 1979-81гг.)
За всё время службы в Афганистане (почти полтора года) начиная с декабря 1979г. я наслушался столько историй, как наши десантники убивали просто так гражданское население, что их просто не счесть, и ни разу не слышал, чтобы наши солдаты спасли кого-то из афганцев – в солдатской среде такой поступок был бы расценён как пособничество врагам.
Ещё в ходе декабрьского переворота в Кабуле, который длился всю ночь 27 декабря 1979г, некоторые десантники стреляли в безоружных людей, кого видели на улицах – потом без тени сожаления весело вспоминали об этом как о забавных случаях.
Через два месяца после ввода войск - 29 февраля 1980г. - в провинции Кунар началась первая боевая операция. Основной ударной силой были десантники нашего полка – 300 солдат, которые десантировались с вертолётов на высокогорном плато и пошли вниз наводить порядок. Как мне рассказывали участники той операции, порядок наводили следующим образом: в кишлаках уничтожали запасы продовольствия, убивали весь скот; обычно, прежде чем войти в дом, туда бросали гранату, затем стреляли веером во все стороны - только после этого смотрели, кто же там находился; всех мужчин и даже подростков сразу расстреливали на месте. Операция длилась почти две недели, сколько тогда убили людей – никто не считал.
То, что творили наши десантники первые два года в отдалённых районах Афганистана – это был полный произвол. С лета 1980г. в провинцию Кандагар для патрулирования территории был направлен 3-й батальон нашего полка. Никого не опасаясь, они спокойно ездили по дорогам и пустыне Кандагара и могли безо всяких выяснений убить любого человека, повстречавшегося на их пути.
Его убили просто так, автоматной очередью, не сходя с брони БМДшек.
Кандагар, лето 1981г
Фотография того убитого афганца, которая была взята из его вещей.
Вот самая обычная история, которую мне рассказал очевидец. Лето 1981г. провинция Кандагар. Фотография - на земле лежат убитый афганец и его осёл. Афганец шёл своей дорогой и вёл осла. Из оружия у афганца была только палка, которой он погонял осла. Как раз по этой дороге ехала колонна наших десантников. Его убили просто так, автоматной очередью, не сходя с брони БМДшек.
Колонна остановилась. Один десантник подошёл и отрезал у убитого афганца уши - на память о своих боевых подвигах. Затем под труп афганца установили мину, чтобы убить ещё кого-нибудь, кто обнаружит это тело. Только на этот раз задумка не сработала - когда колонна тронулась, кто-то не удержался и напоследок из пулемёта дал очередь по трупу - мина взорвалась и разорвала тело афганца на куски.
Встречавшиеся караваны обыскивали, и если находили оружие (а старые винтовки и ружья у афганцев были почти всегда), то убивали всех людей, кто был в караване, и даже животных. А когда у путников никакого оружия не было, то, иной раз, применяли верный отработанный трюк – во время обыска незаметно из своего кармана вытаскивали патрон, и, делая вид, будто этот патрон нашли в кармане или в вещах афганца, предъявляли его афганцу как доказательство его вины.
Эти фотографии взяты у убитых афганцев. Их убили, потому что их караван встретился с колонной наших десантников.
Кандагар лето 1981г.
Теперь можно было и поиздеваться: послушав, как человек горячо оправдывается, убеждая что патрон не его, начинали его избивать, затем смотрели, как он на коленях умоляет пощадить, но его опять избивали и потом расстреливали. Следом убивали остальных людей, кто был в караване.
Кроме патрулирования территории, десантники часто устраивали на дорогах и тропах засады на врагов. Эти "охотники на караваны" никогда ничего не выясняли – даже наличия оружия у путников - просто внезапно стреляли из укрытий во всех, кто проходил в том месте, не щадя никого, даже женщин и детей.
Помню, один десантник, участник боевых действий, восторгался:
Никогда бы не подумал, что такое возможно! Убиваем всех подряд - а нас за это только хвалят и награды вешают!
Вот документальное свидетельство. Стенгазета с информацией о боевых действиях 3-го батальона, проводимых летом 1981г. в провинции Кандагар.
Здесь видно, что количество учтённых убитых афганцев в три раза превосходит количество трофейного оружия: было изъято 2 автомата, 2 гранатомёта и 43 винтовки, а убито 137 человек.
Тайна кабульского мятежа
Через два месяца после ввода войск в Афганистан, 22-23 февраля 1980г., Кабул потряс крупный антиправительственный мятеж. Все, кто тогда находился в Кабуле, хорошо запомнили эти дни: улицы были заполнены толпами протестующих людей, они кричали, устраивали беспорядки, по всему городу шла стрельба. Этот мятеж не готовился какими-то оппозиционными силами или иностранными спецслужбами, он начался совершенно неожиданно для всех: как для советских военных, находящихся в Кабуле, так и для афганского руководства. Вот как вспоминает те события в своих мемуарах генерал-полковник Виктор Меримский:
"… Все центральные улицы города заполнили возбуждённые люди. Численность демонстрантов достигала 400 тысяч человек… В афганском правительстве чувствовалась растерянность. Маршал С.Л.Соколов, генерал армии С.Ф.Ахромеев и я выехали из своей резиденции в афганское Министерство обороны, где встретились с министром обороны Афганистана М.Рафи. На наш вопрос, что происходит в столице, он ответить не смог…"
Причина, послужившая толчком для такой бурной акции протеста горожан, так и не была выяснена. Лишь по прошествии 28 лет мне удалось узнать всю подоплёку тех событий. Как оказалось, мятеж был спровоцирован безрассудной выходкой наших офицеров-десантников.
ст.лейтенант Александр Вовк
Александр Вовк
Первый комендант Кабула майор Юрий Ноздряков (справа).
Афганистан, Кабул, 1980г.
Всё началось с того, что 22 февраля 1980г., в Кабуле прямо среди бела дня был убит ст.лейтенант Александр Вовк - старший инструктор по комсомолу политотдела 103-й воздушно-десантной дивизии.
Историю гибели Вовка мне рассказал первый комендант Кабула - майор Юрий Ноздряков. Это случилось возле "Зелёного рынка", куда Вовк приехал на УАЗике вместе с начальником ПВО 103-й ВДД полковником Юрием Двугрошевым. Никакого задания они не выполняли, а, скорее всего, просто хотели что-то купить на рынке. Они находились в машине, когда неожиданно был произведён один выстрел -пуля попала в Вовка. Двугрошев и солдат-водитель даже не поняли, откуда стреляли, и быстро покинули это место. Однако ранение Вовка оказалось смертельным, и он почти сразу скончался.
Зам. командира 357-го полка майор Виталий Забабурин (в середине).
Афганистан, Кабул, 1980г.
А далее произошло то, что и всколыхнуло весь город. Узнав о гибели своего боевого товарища, группа офицеров и прапорщиков 357-го парашютно-десантного полка во главе с зам.командира полка майором Виталием Забабуриным сели в БТРы и отправились к месту происшествия на разборку с местными жителями. Но, приехав на место происшествия, они не стали утруждать себя поиском виновника, а на горячую голову решили просто наказать всех, кто там находился. Двигаясь вдоль улицы, они начали громить и сокрушать всё на своём пути: забрасывали дома гранатами, стреляли из автоматов и из пулемётов на БТРах. Под горячую руку офицеров попали десятки невинных людей.
Расправа закончилась, но весть о кровавом погроме быстро облетела весь город. Улицы Кабула стали наводнять тысячи негодующих горожан, начались беспорядки. В это время я находился на территории правительственной резиденции, за высокой каменной стеной дворца Народов. Никогда не забуду тот дикий вой толпы, вселяющий страх, от которого кровь стыла в жилах. Ощущения были самыми жуткими…
Мятеж был подавлен в течение двух дней. Погибли сотни жителей Кабула. Однако настоящие зачинщики тех беспорядков, устроившие расправу над невинными людьми, так и остались в тени.
Три тысячи мирных жителей за одну карательную операцию
В конце декабря 1980г. к нам в караульное помещение (это было во дворце Народов, в Кабуле) зашли двое сержантов из 3-го батальона нашего полка. К тому времени 3-й батальон вот уже полгода стоял под Кандагаром и постоянно участвовал в боевых операциях. Все, кто находился тогда в караулке, и я том числе, внимательно слушали их рассказы о том, как они воюют. Вот от них я первый раз и узнал об этой крупной войсковой операции, и услышал эту цифру - около 3000 убитых афганцах за один день.
Кроме того, эту информацию подтвердил Виктор Марочкин, служивший механиком-водителем в 70-й бригаде, дислоцированной под Кандагаром (именно туда и входил 3-й батальон нашего 317-го парашютно-десантного полка). Он сказал, что в той боевой операции принимала участие вся 70-я бригада в полном составе. Операция проходила следующим образом.
Во второй половине декабря 1980 года окружили полукольцом крупный населённый пункт (предположительно Таринкот). Так стояли около трёх дней. К этому времени подвезли артиллерию и установки залпового огня "Град".
20 декабря операция началась: по населённому пункту был нанесён удар из "Града" и артиллерии. После первых же залпов кишлак погрузился в сплошное облако пыли. Обстрел населённого пункта продолжался практически непрерывно. Жители, чтобы спастись от разрывов снарядов, побежали из кишлака в поле. Но там их стали расстреливать из пулемётов, орудий БМД, безостановочно вели огонь четыре "Шилки" (самоходные установки с четырьмя объединёнными крупнокалиберными пулемётами), почти все солдаты стреляли из своих автоматов, убивая всех: в том числе и женщин, и детей.
После артобстрела бригада зашла в кишлак, и там убили остальных жителей. Когда боевая операция закончилась, вся земля вокруг была усыпана трупами людей. Насчитали около 3000 (трёх тысяч) трупов.
Боевая операция в кишлаке, проводимая с участием 3-го батальона нашего полка.
Кандагар, лето 1981г
Существует довольно много информации о том, как во время Афганской войны 1979-1989 годов душманы обращались с советскими солдатами. Но почти не встречается сведений о пребывании афганских боевиков в советском плену. Почему?
Око за око…
Длительное время в нашей стране пропагандировался героический образ советского воина-интернационалиста. Многое оставалось за кадром, и лишь в постперестроечные годы в СМИ стали просачиваться отдельные крупицы информации об обратной стороне войны в Афганистане. Тогда общественность узнала и о бывших советских воинах, добровольно перешедших на сторону моджахедов, и о зверствах, которые творили последние с нашими пленными, и о жестокости, которую проявляли наши солдаты и офицеры по отношению к местному населению…
Так, журналисту А. Нурееву однажды рассказали об офицере-десантнике, который собственноручно расстрелял семь пленных душманов. Журналист был в шоке: как же так, ведь существует Женевская международная конвенция об обращении с военнопленными, в 1954 году ратифицированная СССР. В ней говорится: «С военнопленными следует всегда обращаться гуманно… Военнопленные не могут быть подвергнуты физическому насилию… Военнопленные равным образом должны всегда пользоваться защитой, в особенности от всяких актов насилия или запугивания, от оскорблений и любопытства толпы. Применение к ним репрессалий воспрещается…»
Если в самом начале войны актов насилия по отношению к пленным и афганцам вообще со стороны советских военнослужащих практически не наблюдалось, то потом ситуация резко изменилась. Причиной тому стали многочисленные зверства моджахедов, которые они творили с нашими военными. Попавших в плен советских солдат подвергали изощренным пыткам, сдирали заживо кожу, расчленяли, вследствие чего они умирали в ужасных мучениях… И очень часто бывало так, что после их гибели товарищи по части шли в ближайший кишлак и жгли там дома, убивали мирных жителей, насиловали женщин… Как говорится, око за око, зуб за зуб…
Пытки и казни
Что же касается пленных душманов, то их нередко пытали. Как свидетельствуют очевидцы, пленников, например, подвешивали в резиновой петле к стволу танковой пушки, так, чтобы пальцы ног едва касались земли. Так же Могли загонять под ногти иголки, как это делали фашисты во время Великой Отечественной. В лучшем случае пленных просто сильно избивали. Роль палача исполнял обычно какой-нибудь прапорщик, обладавший большой физической силой.
Летом 1981 года в ходе боевого рейда в районе Гардеза отряд десантников взял в плен шесть моджахедов. Командир отдал приказ доставить их на вертолете в штаб. Но, когда вертолет уже взлетел в воздух, командир бригады из штаба прислал радиограмму: «Мне нечем пленных кормить!» Командир отряда связался с сопровождавшим пленных офицером, и тот решил их… отпустить. Маленький нюанс: вертолет в это время находился на высоте 2000 метров и не собирался совершать посадку. То есть душманов просто сбросили вниз с огромной высоты. А когда последний из них покидал салон, ему в ухо вогнали шомпол от пистолета Макарова… Кстати, эпизод со сбрасыванием пленных с вертолета был далеко не единичен.
Не всегда подобные вещи оставались безнаказанными. В прессу попала информация о том, как военный трибунал приговорил заместителя командира полка, дислоцированного в районе Газни, и одного из командиров роты к высшей мере наказания за расстрел двенадцати пленных моджахедов. Остальные участники расстрела получили внушительные тюремные сроки.
Убийство или обмен?
Бывшие спецназовцы рассказывают, что они вообще не очень стремились брать моджахедов в плен, так как с ними было много «возни и мороки». Часто «духов» сразу убивали. В основном к ним относились как к бандитам, допрашивали с пристрастием. Держали обычно в тюрьмах, а не в расположении части.
Существовали, впрочем, и специальные лагеря для афганских военнопленных. С душманами там обращались более-менее сносно, так как их готовили к обмену на советских пленных. Моджахеды торговались, требовали, чтобы обмен был не один к одному, а, скажем, за одного «шурави» - шесть афганцев. Как правило, в конце концов приходили к консенсусу.
Как бы нас ни призывали к гуманизму, но война есть война. Во все времена воюющие стороны не щадили своих противников, пытали пленных, убивали женщин и детей… А насилие, как правило, порождает только насилие… События в Афганистане лишний раз это доказали.
