Последние сто лет в этот день праздновали восстание декабристов. Но в этом году 27 декабря отпраздновали совершенно другое событие - восшествие на престол Императора Николая Павловича и гибель генерал-губернатора графа Михаила Милорадовича на Сенатской площади. Ныне произошло переакцентирование и переоценка событий - мы вспоминаем не тех прапорщиков, о которых в своем время говорил Грибоедов, предавших Государя, клятву, поднявших оружие и проливших солдатскую кровь. Но мы отдаем дань тем, кто встал грудью на защиту русских устоев, за веру, Царя и Отечество, в нашем случае - генерал-губернатора Михаила Милорадовича.
Мысль почтить не бунтарей, а защитников Царя и России, возникла в тот момент, когда вначале сего месяца, 4 декабря, в Санкт-Петербурге был открыт памятник графу Милорадовичу у Московских ворот. Тогда один из инициаторов и меценатов установки монумента Владимир Якунин высказал мысль о том, чтобы этот памятник положил начало новым городским праздникам и традициям. В то мгновенье и возникла мысль, чтобы в сам день памяти генерал-губернатора Милорадовича что-то совершить у его памятника. Первой пришла идея провести экскурсию «Милорадович в Санкт-Петербурге» - посетить места его пребывания, служения и кончины, а также почтить память Государя Николая Павловича, который именно в этот день провозгласил манифест о восшествии на престол. Буквально через несколько дней ко мне обратился с подобной идеей Борис Туровский. Произошло удивительно синхронное совпадение идей, поэтому мы решили объединить усилия, планы, проекты, составив общий сценарий праздника, который был на « ». План мероприятий охватывал весь день.
Милостью Божией в воскресенье, 27 декабря, удалось воплотить в жизнь нашу идею, поэтому минувший воскресный день мы можем смело назвать не днем Восстания декабристов, а Днем восшествия на престол Николая Павловича, Днем генерала Милорадовича и русских героев, вставших на защиту русских устоев.
В 10 часов утра были возложены цветы на могилу Государя-Императора Николая Павловича в Петропавловском соборе. К сожалению, панихиду не удалось отслужить, поскольку график служения составляется на год вперед, а поминовения усопших осуществляется в дни кончины Государей.
В этот день по Петербургу двигалось два автобуса с крестоходцами, один из них был под управлением Бориса Туровского, а другим руководил я. Первый автобус был организован Имперским орденом, а второй - паломнической службой Леушинского подворья. Мы построили свой маршрут по местам, формально связанным с декабристами - мы посетили казармы тех полков, которые были выведены на Сенатскую площадь и на которых до сих пор имеются памятные доски, увековечивающие память борцов с Самодержавием. Мы нашли казармы лейб-гвардии Гренадерского полка, располагающиеся на Петровской набережной, дом 44. Слава Богу, здание, построенное по проекту архитектора Руска, прекрасно сохранилось. В советское время в этом доме находились учреждения военной ориентации. Но у этих казарм мы вспомнили не только тех предателей, которые вывели полки на Сенатскую площадь, но и героя - полковника Стюрлера Николая Карловича, который в это время был командиром полка. Когда он узнал о том, что его подопечные отправились на Сенатскую площадь, он незамедлительно помчался за ними и бесстрашно убеждал их разойтись, не поднимать оружия на Государя. К сожалению, он был смертельно ранен Каховским, который к тому времени уже успел обагрить свои руки кровью героя войны 1812 года графа Милорадовича. И, видимо, совсем потеряв элементарные этические представления о чести, также предательски смертельно выстрелил в Стюрлера.
Далее мы посетили казармы лейб-гвардии Московского полка, располагающиеся на набережной реки Фонтанки 90. Этот полк отправился на Сенатскую площадь, в результате пропаганды Александра Бестужева, но и здесь был свой герой. На пути революционной стихии встал на пути полка барон Фредерикс, а также его заместитель - полковник Шеншин. Они предприняли попытки переубедить своих сослуживцев, но пострадали. В частности, барон Фредерикс получил раны саблей, и только чистая случайность спасла ему жизнь. Мы знаем декабристов, особенно приговоренных к смертной казни и сосланных в Сибирь, но почему нам не известны имена настоящих героев? Слава Богу, сегодня имя Милорадовича воскресает, но имена того же Стюрлера, Фредерикса, положивших свои жизни за Царя, достойны исторической памяти потомков.
У памятника Милорадовичу мы помолились и возложили цветы. Необходимо отметить, что памятник по проекту академика Чаркина поставили в очень удачное место. Монумент выглядит представительно, располагаясь на высокой колонне, символизируя победы генерала. Поэтому теперь, пожалуй, никто из гостей Санкт-Петербурга не проедет мимо, не обратив своего взора на этот бюст. Человек обязательно поинтересуется, кому памятник? Милорадович как военный губернатор города ныне встречает всех гостей Санкт-Петербурга, в том числе самых высоких. Это весьма значимое и символичное место, тем более у Московских ворот - памятника русской воинской славы.
Далее наш путь пролегал в Александро-Невскую лавру, где в усыпальнице Благовещенской церкви покоится прах великого героя. Также невозможно не отметить, что любимчик А.В.Суворова погребен рядом со своим духовным наставником. Могилы Милорадовича и Суворова разделены не более пятью метрами. Панихида собрала достаточно много людей - было около полусотни молящихся. Нужно поблагодарить администрацию музея, потому что церковь находится пока в ведении музея городской скульптуры. Нужно выразить благодарность наместнику лавры владыке Назарию, поскольку без его благословения не могла быть совершена панихида, которая стала историческим событием. Это была первая панихида после 1917 года в день памяти Милорадовича. Конечно, на его могиле уже совершались панихиды, в частности, 4 декабря, в день открытия памятника для участников этого торжества. Но в сам день его памяти панихида была отслужена впервые. Я не знаю, молились ли в этот день где-нибудь, поминая декабристов? Я в этом глубоко сомневаюсь. А по убиенным, принесшим себя в жертву на Сенатской площади, мы в этот день молились. Это наш ответ бунтовщикам, мы обозначали свою позицию - с кем мы ныне. Во время молитвы меня посетило глубокое ощущение, что мы молимся не только у могилы, но и стоим на святом месте. Я испытал глубокое духовное переживание, что Милорадович - это человек, который принес себя в жертву. Граф знал, на что идет. Генерал-губернатора отговаривали, когда он в качестве парламентария направился от Государя Николая Павловича к бунтовщикам. Однако на все просьбы он ответил словами: «Что же это за генерал-губернатор, который не сумеет пролить свою кровь, когда кровь должна быть пролита». Так сказать мог только человек долга, чести и совести, патриот, настоящий Христолюбивый воин, готовый положить душу свою за други своя, за народ свой и за Царя. Быть может, произнося эти слова, Милорадович не думал, что они исполнятся через считанные минуты. Когда легендарный генерал обратился к солдатам, пытаясь их образумить, открыть им глаза на то, что их обманули главари бунта, то солдаты заколебались, потому что верили своему генералу и в это мгновение Каховский выстрелом сзади, предательским выстрелом в спину, убил Милорадовича. Быть может, в эти дни нам особенно понятно, что значит, удар в спину. Как известно, по общему сценарию декабристов, Каховскому была поручена особая миссия - проникнуть в Зимний дворец и убить самого Царя. Пистолет Каховского был заряжен особой смертельно разрывной пулей, которая пронзила Михаила Милорадовича. И в этом свете отнюдь не образно звучит выражение, что «Милорадович принял смерть за Царя». Пуля, предназначенная для Государя Николая, пронзила генерала Милорадовича. Поэтому про жизнь генерала можно сказать, используя замечательную формулу, - жизнь за Царя. Он достоин новой оперы «Жизнь за Царя», продолжая галерею наших подвижников, которые в критические дни Отечества, отдавали свои жизни за русского Царя, начиная от Ивана Сусанина, заканчивая царскими слугами, расстрелянными вместе с Царской Семьей в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге. Это предмет нашей особой национальной доблести - духовное стояние за Царя, когда на поле духовной брани проливается кровь. Сенатская площадь стала полем духовной брани за Святую, Самодержавную Русь. Поэтому Милорадович входит в когорту особых героев - он принял мученическую смерть.
Во время панихиды меня посетило духовное убеждение, что Милорадович сподобился и мученического венца. Конечно, нет смысла ставить вопрос об его канонизации, скорее необходимо именно народное почитание. А канонизация лишь венчает процесс народного почитания. В этом году мы положили начало этому процессу, открыв памятник. Я уверен, что цветы не будут никогда иссякать и народная тропа не зарастет к монументу. Отслуженная панихида по Милорадовичу на его могиле должна стать новой традицией Санкт-Петербурга. Почитание графа должно возрастать - он должен встать в один ряд с нашими великими полководцами, как Суворов, Кутузов, Багратион. В советское время Милорадовича сознательно вымарывали из истории, поскольку его откровенное убийство на Сенатской площади омрачало идеальный образ декабристов.
После отслуженной панихиды мы проследовали в дом Союза художников, что на Б.Морской 38, где состоялся торжественный акт памяти. Именно на этом месте располагался дом, в котором жил Милорадович с 1818 по 1825гг. и откуда выехал на Сенатскую площадь навстречу своей смерти. После его мученической кончины его дом перестраивался, но, тем не менее, для нас это мемориальное место и весьма символично, что на месте этого дома произошло торжественное памятное мероприятие. Выступили известные петербургские общественные деятели - Борис Туровский, также я сказал вступительное слово, вслед за мною выступил известный народный ополченец Игорь Иванов, предложивший обратиться к властям города с просьбой переименовать переулок Каховского и вернуть ему историческое имя. Это необъяснимо, что в одном городе стоят два памятника взаимоисключающим личностям - убийце и его жертве. Поэтому нам необходимо определиться - с кем мы? Если мы называем переулок именем Каховского, то это апология терроризма. Мы в Сирии ведем борьбу с международным терроризмом, а в тылу - в наших городах прославляются исторические террористы. По всем международным законам Каховский - это откровенный террорист. Властям нельзя раскалывать сознание современного общества подобной поляризацией ценностей, ибо невозможно человеку одновременно почитать Каховского и Милорадовича. Иначе это приведет к раздвоению личности, а в масштабах общества - к политической и нравственной поляризации общества. Зачем это государству? Прежде всего, нам необходимо навести порядок в наших умах. Ныне мы говорим, что Милорадович был прав, а Каховский - это преступник, поэтому преступно нарекать улицы в честь убийц. Конечно, встает вопрос: как достучаться до наших властей?
Далее с публичной лекцией выступил известный петербургский историк, научный сотрудник музея Артиллерии Евгений Иванович Юркевич. Большой знаток ХIХ века произнес блестящую речь - живой рассказ от души, насыщенный фактами и оценками. Два часа его лекции прошли на одном дыхании, совершенно незаметно. В своей лекции историк раскрыл истинное лицо декабристов. В советское время была предпринята активная пропагандистская работа по романтизации и идеализации декабристов, поскольку именно к ним возводили свои корни последующие революционеры ХIХ и ХХ вв. Нам известны эти политические афоризмы, что декабристами кого-то разбудили. К сожалению, это побудка продолжается и по сей день. Ныне кое-кому все еще не спится. А в советские годы был создан настоящий культ декабристов. Если насчет большевиков многим было ясно уже в советское время, потому что они сами себя разоблачили кровавым террором, то декабристы оставались неприкасаемыми - идеальные герои «Звезды пленительного счастья». Декабристы были иконами революционного движения. Тем более ценен мужественный поступок историка, который безбоязненно открывает подлинные лица декабристов, которые пригодятся не для героического кинематографа, а для комического кино. В реальности декабристы оказались трусами - предавали друг друга, а как они себя вели на Сенатской площади! Достаточно вспомнить, что К.Рылеев устав или струсив, ушел домой, а Трубецкой, назначенный диктатором, вообще не явился на восстание. А как они себя вели на следствии? Друг друга сдавали пачками! Только один Пестель назвал почти 70 имен! Поэтому следствие было проведено в рекордно короткие сроки, небывалые для такого масштабного дела - было привлечено к суду около 600 человек. За полгода раскрыли дело и вынесли справедливый и объективный приговор, что стало результатом активного сотрудничества со следствием бывших революционеров. Нужно знать, как декабристы жили на каторге - за многими революционерами поехали не только жены, но и прислуга, подчас до 25 человек. Дома на каторге были обставлены на петербургский манер. Юркевич привел суммы расходов, которые на себя тратили декабристы, и приходишь к выводу, что не каждый помещик мог позволить себе такие траты, как декабристы на каторге. Требуя отмены Самодержавия, декабристы сами предполагали установить жесточайшую диктатуру, призывая к отмене крепостного права, никто из революционеров не освободил ни одного крестьянина. Именно Милорадович освободил крестьян! Поэтому возникает вопрос: Что нужно было декабристам? Как сказал один архиерей, живший в ХIХ веке, «господа с жиру бесятся». Грибоедов весьма презрительно отзывался о ста прапорщиках, которые возомнили перевернуть всю Россию. Советский фильм «Звезда пленительного счастья», по которому наши современники что-то знают о декабристах, Евгений Иванович Юркевич оценил весьма хлестко. Если кто и соответствует исторической правде в этом фильме, так это собачка одного из декабристов по кличке мопсик, а все остальные безбожно перевраны и безудержно идеализированы. Жена декабриста целует кандалы своего мужа, когда они их даже и не носили.
Словом, у Юркевича вышла программная лекция - новый манифест. Он проанализировал программы, образы, тактику декабристов - энциклопедическая полнота в одной лекции.
Далее все присутствующие, почти сто человек, отправились к памятнику Николаю Первому, где возложили цветы в день его восшествия на престол. Мы возгласили вечную память по приснопоминаемому Государю Николаю Павловичу, или как его назвали Подвиголюбивому, а затем Незабвенному.
После этого процесса мы отправились на Сенатскую площадь, где в этот день произошла человеческая трагедия - по самым скромным подсчетам погибло около ста нижних чинов, причем не один из главарей бунтовщиков на самой площади не пострадал, не пролив ни капли крови. Они прятались за спины солдат или уже успели разбежаться по квартирам, что является весьма симптоматичным фактом. Никто из декабристов на Сенатской площади не пострадал, но они успели убить Милорадовича, Стюрлера, а многие офицеры, верные Государю, были ранены. Солдаты оказались в заложниках, их втянули в эту авантюру, основанной на откровенной лжи. Как известно, солдатам Московского полка А.Бестужев врал о том, что Константин Павлович и Михаил Павлович закованы в кандалы - их надо освобождать от самозванца Николая Павловича и т.д. Главари требовали, чтобы солдаты кричали за Константина и за Конституцию (супруга Константина). Декабристы опустились до вранья своим сослуживцам. Восстание на Сенатской площади - это результат обмана, лжи, измены и предательства. Спустя сто лет эти слова запишет Император Николай Второй в своем дневнике в день отречения от престола. Меняются времена, действующие лица, а основы революции остаются одними и теми же - измена, трусость и обман.
На Сенатской площади мы провели историческое исследование - вспомнили описание событий, реконструировали дислокацию бунтарей, которые выстроились у Сената вблизи памятника Петру Первому. И вспомнили, как стояли правительственные войска вдоль Адмиралтейства. До наших дней сохранился рисунок смертельного ранения М.Милорадовича. На основе этих данных мы примерно определили место, где мог быть убит генерал. И на этом месте из живых цветов выложили еще на зеленом, благодаря теплой зиме, газоне крест. Это было очень трогательно, цветов было много. Мы поставили свечу, воспели вечную память и вспомнили о том, что три года тому назад, в год двухсотлетия Отечественной войны 1812 года, был проект по установление памятника Милорадовичу на месте его гибели. Но ГИОП воспротивился, объясняя, что это невозможно сделать на исторически сложившемся ансамбле Сенатской площади. Спустя три года мы установили памятник генерал-губернатору, но историческое место мученической кончины остается никак не обозначенным. Это глубокая историческая несправедливость. В этот день мы воздвигли тот памятник, который смогли сделать своими руками - крест из живых цветов, горящая свеча, молитва. Я глубоко убежден, что необходим памятный знак на месте гибели Милорадовича, пусть не такой высокий, как его памятник у Московских ворот, а простая плита на земле, которая обозначит место героической гибели героя Войны 1812 года и героя Сенатской площади. Сегодня именно Милорадовича мы называем героем Сенатской площади, на которой должен воссиять памятный знак в честь героя.
Памятный день Милорадовича - это наш ответ декабристам. Конечно, мы не переоцениваем масштаб памятной акции, которая не имела государственного статуса и общегородского масштаба, но всё всегда с чего-нибудь начинается. Даст Бог, из этой искры возгорится благодатное пламя нашей памяти и ценностей. Это наш ответ бунтарям. Ныне можно осторожно говорить о том, что государство начинает переосмысливать свои исторические ценности. Наша акция была плодом общественной инициативы. Государство хотя бы не выступало против, иначе невозможно было бы осуществить нашу задумку. Ведь музей, где покоятся останки Милорадовича, принадлежит государству. Дом Союза художников также пошел нам навстречу, что нужно ценить и за что необходимо выразить благодарность. Слава Богу, государство не мешает, а оставляет пространство для общественной инициативы. Поэтому остается винить только себя, осознав, что Россия - это мы, государство - это также мы, живущие на своей земле со своей историей, которую мы должны помнить, почитать. Нужно поблагодарить тех, кто пришел на эту памятную акцию. И хочу обратиться к тем, кто поленился, прочитал анонс и отсиделся в окопах - подобные общественные акции остро нуждаются в народной и общественной поддержке. Кто, как не мы?
Когда проводят государственное мероприятие, то в обязательном порядке приглашают курсантов и кадетов, устраивают показательные построения. А в этом случае всё было построено на нашей народной инициативе. Милорадович для нас - это мученик Сенатской площади, на которой мы теперь должны вспоминать не бунтарей декабристов, а героев этой площади, вставших на защиту России, Царя и веры! Как известно, к декабристам обращались и архиереи, петербургский и киевский. Но распропагандированные декабристами бунтари, даже не стали слушать владык. Поэтому бунт был и против Церкви. Кстати, неслучайно, что уже после казни декабристов, на Сенатской площади была совершена необычная акция, о которой далеко не все знают - над площадью был совершен особый чин ее освящения и очищения, был отслужен молебен с окроплением всей площади святой водой, с принесением чтимой иконы Казанской Божией Матери. Это очень важная и глубоко духовная оценка. Все произошедшее на площади воспринималось как какая-то зараза, нечистота, привнесенная на русскую землю, которую необходимо очистить. И возникает вопрос, как очищать Россию после всех революционных катаклизмов ХХ века? Сколько нужно святой воды, подвига и молитвы, чтобы нам очистить русскую землю от этой заразы?! Революция нами осознается как зло, как проявление адской разрушительной стихии. Мы должны противодействовать революции, стоя в истине. Генерал-губернатор Михаил Милорадович - это первая жертва террора, революции, поэтому его образ имеет глубоко символическое значение, а жертва, им принесенная - высочайший духовный смысл.
Историю не зря называют «служанкой политики». При изменении идеологического ветра ученые могут с легкостью из негодяя сделать героя, а из героя - негодяя. Конечно, всегда остается надежда, что время всё расставит по местам, однако ждать этого приходится очень долго. В данном случае справедливость восторжествовала только спустя почти двести лет. Впрочем, восторжествовала ли?
Назвав декабристов «лучшими людьми из дворян», Ленин сослужил очень плохую службу изучению истории России первой четверти XIX века. Осененные высокой оценкой гениального вождя мирового пролетариата, декабристы превратились в «рыцарей без страха и упрека». Всё, что они делали, заведомо вызывало восхищение, а все их противники и критики автоматически превращались в отрицательных персонажей.
Привлеченных к суду дворянских революционеров было более сотни. Естественно, в таком большом коллективе встречались самые разные персонажи. Имелись и идеалисты, и глупцы, и герои, и подонки. Однако всех их после Октябрьской революции стали мазать одной и той же красной краской с золотым отливом.
Нимб над головой нацепили даже такому сомнительному персонажу, как Каховский. Пётр Григорьевич родился в 1897 году в семье помещика Смоленской губернии. Достигнув положенного возраста, поступил в Московский благородный пансион. Когда в 1812 году Москву захватили французы, мальчик не покинул город, как другие воспитанники пансиона.
Прекрасно владея французским, он завел дружбу с наполеоновскими солдатами и вместе с ними обчищал оставленные дома. 15-летний Петя активно участвовал в совместных попойках с неприятелем, одна из которых закончилась дракой.
После того, как будущий декабрист разбил бутылку о французскую голову, собутыльники выгнали его взашей. Автор вышедшей в 1965 году книги «Пётр Каховский» И. Подгорный преподносил эту пьяную драку как «проявление свободолюбия будущего декабриста и его нетерпимости к несправедливости».
В 1816 году Каховский поступил в армию в чине юнкера, но уже через несколько месяцев был разжалован в рядовые и сослан на Кавказ. Этот изгиб карьеры вовсе не был вызван, как писали раньше, вольнодумством и нежеланием закрывать глаза на притеснения начальства.
На самом деле, по именному приказу великого князя Михаила Павловича юнкер Каховский был разжалован за «шум и разные неблагопристойности в доме коллежской ассессорши Вангерсгейм, неплатёж денег в кондитерскую лавку и леность к службе».
На Кавказе не без помощи дальнего родственника генерала Ермолова, под началом которого он тянул лямку, Каховский за четыре года дослужился сначала вновь до юнкера, а потом и до поручика. В этом чине в 1821 году он и вышел в отставку.
Штатская жизнь закрутила Петра Григорьевича. За несколько лет он промотал отцовское наследство, распродав 246 крепостных крестьян. Пару раз съездил в Европу, и в 1824 году поселился в столице. По воспоминаниям декабриста Ивана Якушкина, проигравшись и разорившись в пух и прах, он приехал в Петербург в надежде жениться на богатой невесте. Дело это у него не удалось. Софья Салтыкова отвергла ухажера, быстро раскусив, что нравится ему не она, а её приданое.
В начале 1825 года Каховский познакомился с Рылеевым и был принят им в тайное Северное общество. Преданность Петра заговорщикам была абсолютной. Тем более что Рылеев с товарищами, по свидетельству Якушкина, «содержали его в Петербурге на свой счет».
В период междуцарствия Рылеев назначил своего приятеля главным киллером, которому поручалось утром в день восстания проникнуть во дворец и убить императора. Каховский с воодушевлением принял порученную ему миссию. Согласно «Алфавиту декабристов» Боровкова, в ночь перед восстанием Каховский «являлся неистовым и кровожадным, твердил, что священных особ царствующего дома надо истребить всех вдруг».
Однако утром 14 декабря поручение Каховский не выполнил. Что помешало ему проникнуть во дворец - неизвестно. Но ему явно хотелось пролить хоть чью-нибудь кровь. Свой пистолет он зарядил специальной пулей с насечкой, которая разрывала ткани сильнее обычной. Первая такая пуля была выпущена в генерала Милорадовича.
Михаил Андреевич Милорадович - один из самых прославленных полководцев периода войн с Наполеоном. Денис Давыдов писал о нём: «Граф Милорадович был известен нашей армии по своему необыкновенному мужеству и невозмутимому спокойствию во время боя». Солдаты любили командира не только за смелость и простоту в общении, но и за удачливость - во множестве сражений он не получил ни одной раны.
В гарнизоне Петербурга, военным губернатором которого он был, Милорадович пользовался непререкаемым авторитетом. Поэтому, когда боевой генерал при полном параде выехал на Сенатскую площадь и начал убеждать полки присягнуть Николаю, солдаты заколебались.
Разложение революционных войск необходимо было прекратить. И Каховский выстрелил Милорадовичу в спину. Одной жертвы Каховскому показалось мало. И он застрелил командира гренадерского полка, боевого полковника Стюрлера.
Оба военачальника умерли спустя несколько часов в страшных мучениях, но Милорадович успел перед смертью выписать вольную всем своим крестьянам - поступок, которого не сделал почти никто из дворянских революционеров, так пекшихся о счастье народа.
Убийца двух боевых офицеров, дерзко ведший себя на следствии, был приговорен к четвертованию, замененному повешением. По свидетельству начальника кронверка Петропавловской крепости Василия Беркопфа 13 июля 1826 года в день казни четверо декабристов-смертников обнялись в тени виселицы, но Каховскому никто из них даже не подал руки - убийство Милорадовича, совершенное исключительно по собственной инициативе, ему простить не могли.
В советское время боевого генерала Милорадовича ждала незавидная посмертная судьба. В тогдашней черно-белой истории декабрист Каховский просто не мог убить хорошего человека. Сделать из Милорадовича злобного сатрапа и крепостника даже коммунистические борзописцы не решились. Поэтому, его подвиги попросту замалчивались, не упоминались в школьных учебниках истории.
В Большой советской энциклопедии статьи про 56-летнего знаменитого генерала и 28-летнего отставного поручика равны по объему. О сподвижнике Суворова и Кутузова за 70 лет советской власти написано гораздо меньше, чем о его боевых товарищах - Ермолове, Раевском и многих других. Эхо злодейского выстрела Каховского звучало даже спустя полторы сотни лет.
В службе:
- 16 октября 1780 года - подпрапорщиком;
- 4 августа 1783 года - сержантом;
- 4 апреля 1787 года - прапорщиком;
- 1 января 1788 года - подпоручиком;
- 1 января 1790 года - поручиком;
- 1 января 1792 года - капитан-поручиком;
- 1 января 1796 года - капитаном;
- 16 сентября 1797 года - полковником, в л.-гв. Измайловском полку;
- 27 июля 1798 года - переведён в армию генерал-майором;
- 8 ноября 1805 года - за отличие против неприятеля и многократные заслуги произведён в генерал-лейтенанты;
- 29 сентября 1809 года - за отличие - в генералы от инфантерии;
- 5 декабря 1809 года - назначен шефом Апшеронского мушкетёрского полка;
- 30 апреля 1810 года - поручена должность Киевского военного губернатора;
- 14 сентября 1810 года - по прошению уволен от службы, с мундиром;
- 20 ноября 1810 года - принят по-прежнему в службу, с назначением шефом Апшеронского пехотного полка;
- 12 декабря 1810 года - назначен Киевским военным губернатором;
- в 1812 году - во время вступления неприятеля в Россию, находился, по Высочайшему повелению, в Калуге, где поручено формирование отряда войск в 15000 человек для действующей армии между Калугой, Волоколамском и Москвой, с коим, по приказу главнокомандующего, и прибыл к армии в г. Гжатск 14 августа 1812 года;
- 15 мая 1814 года - назначен командующим пешим резервом действующей армии;
- 14 ноября 1814 года - командующим гвардейским корпусом;
- 19 августа 1818 года - С.-Петербургским военным генерал-губернатором.
В походах был:
- 1788 и 1790 годы - в Шведском;
- 1798-1799 годы - в Итальянском походе и участвовал в сражениях: 14 апреля 1799 года, под Лекко, при чём за отличие награждён орденом Св. Анны 1 кл.; 17 - под с. Вердериею, при сдаче атакованного французского генерала Серюрье и бывшего с ним войска; 1 мая, под Кассано и Писетой, где за отличие награждён орденом Св. Иоанна Иерусалимского; 7 и 8 июня при р. Тидоне и р. Треббии, а 9 и 10 - при преследовании отступающего неприятеля; за оказанное здесь отличие награждён звездой и крестом ордена Св. Анны, украшенным алмазами; с 4 по 11 июля, при осаде и бомбардировании Александрийской цитадели; 4 августа при г. Нови, а 5 - при преследовании неприятеля; за отличие награждён орденом Св. Иоанна Иерусалимского с бриллиантами; в сентябре, командуя авангардом, прошёл в Швейцарию через Альпийские горы и 13-15 сентября имел дела с неприятелем в Сен-Готардском проходе, у Чёртова моста; 19 - участвовал в сражении при с. Муттентале и за отличие награждён орденом Св. Александра Невского;
- 1805 год - 15 августа, вступил в австрийские владения и участвовал в сражениях против французских войск: 24 октября при Амштетене; 30 - при г. Штейне; за отличие награждён орденом Св. Георгия 3 кл. и 8 ноября произведён в генерал-лейтенанты; 20 ноября при Аустерлиц;
- в 1806 и 1807 годы - участвовал в турецкой войне и был в сражениях: 11 декабря при с. Глоденях; 13 - при г. Бухаресте; 1807 г. 5 марта, при завладении неприятельскими шанцами при с. Турбате; 6 - при вылазке неприятеля из Журжи; 19 - при нанесении поражения неприятелю, сделавшему сильную вылазку из Журжи; за оказанное в этих сражениях отличие награждён орденом Св. Владимира 2 ст. большого креста; 2 июня участвовал в поражении неприятельского корпуса при с. Обилешти, за что награждён шпагой, украшенной алмазами, с надписью «за храбрость и спасение Бухареста»;
- в 1812 году - во время вступления неприятеля в Россию, находился, по Высочайшему повелению, в Калуге для формирования войск; 14 августа того же года, по приказание главнокомандующего, прибыл с 15000 сформированных войск в г. Гжатск и 26 - был в генеральном сражении при Бородине, где командовал правым крылом и центром армии; потом ему поручен был арьергард, с которым он 29-го одержал победу над французским авангардом; с 2 по 22 сентября, командуя арьергардом, он, кроме повседневных сшибок, имел несколько значительных сражений, из коих главные при сс. Красной Пахре, Чирикове и д. Чернишной; 6 октября в сражении при Тарутине командовал всею кавалерией; 12 - участвовал в сражении при Малоярославце; 22 - предупредив отступавшую французскую армию, фланговым маршем у г. Вязьмы разбил 50000 неприятельских войск; 26 - был при взятии г. Дорогобужа, откуда с вверенным ему корпусом следовал косвенным маршем мимо Смолснека к Красному, где корпусом, ему вверенным, при содействии других войск, 3, 4 и 6 ноября поражены вице-король Итальянский и маршал Даву и разбит совершенно маршал Ней; по прибыли армии в г. Вильну, он из собственных рук государя императора награждён орденом Св. Владимира 1 ст. и Св. Георгия 2 кл.;
- 1813 год - в начале года, когда войска российские перешли за. Неман, он следовал к Варшаве и занял её, за что получил право быть при особе Его Императорского Величества и носить на эполетах вензеля, и 10000 рублей; за тем войска, бывшие под его командой, осадили Глогау в Силезии; по вступлении войск в Саксонию, он занял Дрезден; 21 апреля после Люценского сражения поручено было ему командование арьергардом, и с этого числа по 11 мая имел несколько больших сражений с превосходным в силе неприятелем; 7 и 8 мая он был в генеральном сражении при г. Бауцене, где командовал левым крылом всей армии; 9 - имел большое сражение при Рейхенбахе; 10-между Рейхенбахом и Герлицем; в награду за победы во всех этих сражениях пожалован в графское достоинство Российской империи; 18 августа находился в сражении при Кульме, за которое награждён золотой шпагой с лаврами и надписью «за храбрость», и 50000 руб.; 6 октября при Лейпциге командовал л.-гвардией и награждён орденом Св. Андрея Первозванного;
- в 1814 году - в походе за Рейном, находился в сражениях: при Бриенне, Фершампенуазе и при взятии Парижа, начальствуя всеми гвардиями союзных войск.
Смертельно ранен в С.-Петербурге 14 (
Интересная статья о героя 1812 года генерале Михаиле Андреевиче Милорадовиче от Максима Петренчука, с сайта http://vkurse.ru/article/r3101/
Восстание декабристов могло бы закончится совсем иначе, если бы генерал-губернатор Петербурга Михаил Милорадович закончил свою речь, обращенную к толпе. Но ученику Суворова, который выжил в пекле Бородина и Лейпцига, не дали поговорить с солдатами. Его убили.
Михаил Милорадович
В момент гибели Михаил Милорадович занимал пост генерал-губернатора Санкт-Петербурга, но эта важная должность ничего не прибавляла к его славе, завоеванной на полях сражений. Безупречный генерал Наполеоновских войн, ученик Суворова, участник Бородинской битвы и «битвы народов» под Лейпцигом, он был чрезвычайно любим в войсках. Его влияние на солдат было колоссальным: и даже просто слова, обращенные им к восставшим полкам, представляли серьезную опасность для декабристов.
Откуда взялась популярность Милорадовича? Дело в том, что даже в ряду блестящих полководцев эпохи генерал выделялся особыми качествами, располагавшими к нему простонародную массу. Во время отступения в 1812 году он голодал вместе с солдатами, не пытаясь использовать свой чин, чтобы создать себе особое положение. «Провиантское дело было поставлено в русской армии в дни перед Бородином и во время отступления от Бородина к Москве из рук вон плохо, — писал академик Тарле.— Солдаты питались неизвестно чем, офицеры и генералы, у которых были деньги, бывали сыты, у кого не было денег голодали, как солдаты. «Наш генерал (Милорадович) не имеет сам ни гроша, и часто бывает, что он, после сильных трудов, спрашивает поесть. Но как чаще всего у нас нет ничего, то он ложится и засыпает голодный без упрека и без ропота». Так приходилось голодать на походе Милорадовичу, равному по чину Барклаю де Толли...»
Безропотно воспринимая походные невзгоды, Милорадович был смел и даже безрассуден в бою. Писатель Федор Глинка вспоминал, что в сражении военачальник выглядел так, «будто оделся на званый пир! Бодрый, говорливый... он разъезжал на поле смерти как в своём домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, ещё спокойнее раскуривал ее и дружески разговаривал с солдатами... Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху». Презрение к смерти было своего рода визитной карточкой Милорадовича. Еще в суворовские времена, в битве при Басиньяно, он повел замешкавшиеся войска в атаку, схватив знамя и крича: «Солдаты, смотрите, как умрет ваш генерал». А во время Бородинского сражения Милорадович решил перещеголять французского маршала Мюрата, приказавшего подать ему шампанского прямо на поле боя. В ответ Михаил Андреевич полноценно отобедал в самом опасном месте, как будто не замечая свистящих вокруг ядер.
Роковое стечение обстоятельств, приведшее к гибели Милорадовича, оказалось возможным из-за его прямого и жесткого характера. В конце 1825 года умер царь Александр: он оставил завещание, по которому престол должен был перейти не ко второму сыну Павла I Констанину, а к третьему Николаю. Константин Павлович, в то время наместник в Польше, и правда не хотел на трон. Но закон требовал его официального отречения в присутствии наследника. И именно на этом, обладая 60 000 верных штыков, настаивал Милорадович, похоже, изрядно напугав молодого неопытного Николая.
Однако Константин, подтвердив отречение в письмах брату и Государственному Совету, в Петербург ехать отказался. Вопрос о престолонаследии не был окончательно прояснен. И этим воспользовались декабристы, подняв восстание для смены государственного строя.
Милорадович, уже присягнувший Николаю Павловичу, прибыл на Сенатскую площадь, как только узнал о солдатском возмущении. Степенный генерал выехал к толпе, достал из ножен золотой клинок и прокричал: «Скажите, кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом?» Ответом ему было молчание. «Слава богу, — воскликнул Милорадович, — здесь нет ни одного русского солдата!»
Большинство войск, пришедших 25 декабря 1825 года на Сенатскую, были обмануты: люди думали, что поддерживают истинного царя Константина и его жену Конституцию (смысл этого слова простым гвардейцам был непонятен). Милорадович, который подобному своему учителю Суворову, превосходно умел разговаривать с солдатами, мог развеять эту басню за считанные минуты. Именно поэтому говорить ему дальше не позволили.
Его сразила пуля, выпущенная из револьвера Петром Каховским, одним из пяти позже повешенных декабристов — бедным дворянином, которого из-за отсутствия семьи назначили в цареубийцы. Каховский считал необходимым «расстрелять всю семью Романовых», чтобы установить республику. Начал с петербургского генерал-губернатора.
После выстрела к Милорадовичу бросился поручик Евгений Оболенский и ударил его штыком. Убийство героя войны 1812 года стало точкой невозврата для восстания. После него никакое примирение и разъяснение происходящего было уже невозможно. Путч декабристов подавили картечью, наиболее ретивых — казнили, других же, как известно, сослали в Сибирь. Мало кто вспомнил при это об обманутых солдатах, которых николаевская артиллерия сразила в первую очередь.
А граф Милорадович скончался в тот же день от полученных ран. Он прошел 50 сражений с врагом, чтобы в итоге пасть от руки своего соотечественника. Единственным, что утешило полководца, уходящего в мир иной, было то, что убившая его пуля не было ружейной. Это по крайней мере значило, что убил его не солдат, с которым Милорадович всю жизнь достойно делил тяготы и лишения военных походов.
Портрет Михаила Андреевича Милорадовича.
Джордж Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Предок Михаила Андреевича Милорадовича - Михаил Ильич Милорадович (сподвижник Петра I), был из славного сербского рода из Герцеговины и ходил на турок во главе воинств до 20 тысяч человек. Он откликнулся на призыв Петра Великого бить османов и, собрав в Черногории войско, совершили несколько удачных экспедиций. Но поход Петра Великого на Константинополь закончился поражением, и Милорадович с родней, офицерами и отрядом в 148 ружей вынужден был оставить родину.
Его внучатый племянник, отец Михаила Андреевича - Андрей Степанович Милорадович дослужился генерал-поручика и был Черниговским наместником.
Родился Михаил Андреевич Милорадович в 1771 году. Когда подрос, отправлен был на учебу в немецкие университеты, но больших знаний приобрести не успел. Лет семнадцати он первый раз попал в сражение.
К моменту восшествия на престол императора Павла, Милорадович дослужился до капитана. Был честен, проявил себя в боях и любил воинскую службу до обожания.
Итальянский поход Михаил Андреевич начал вместе с Суворовым командиром Апшеронского полка. В бою при Лекко проявил находчивость и презрение к смерти, став в 27 лет генералом. Те, кто было заговорил, что чин дан не по летам, вскоре умолкли.
В сентябре 1799 года удар отряда Милорадовича предопределил разгром неприятеля на подступах к Сен-Готардскому перевалу. В разгар сражения солдаты Милорадовича остановились на краю крутого обледенелого спуска. Внизу сверкали штыки французов.
"Ну, посмотрите-ка, как возьмут в плен вашего генерала!" - крикнул Михаил Андреевич и первым скатился вниз. Солдаты кинулись следом и сбили неприятеля с позиции.
Но не одной храбростью добился Михаил Андреевич уважения армии, а еще и любовью к солдатам. Несколько лет спустя государь Александр Благословенный разрешит Милорадовичу носить солдатскую георгиевскую награду - серебряный крест на Георгиевской ленте со словами: "Носи его, ты - друг солдат". Награда небывалая.
Суворов примечал и отвагу, и народность Михаила Андреевича и давал ему уроки, все больше приближая. Однажды в знак благоволения подарил ученику свой миниатюрный портрет. Милорадович тут же велел вставил его в перстень, надписав с четырех сторон четыре слова: "Быстрота, штыки, победа, ура!" - всю тактику великого наставника.
Александр Васильевич, увидев перстень, заметил, улыбнувшись: "Должно бы еще прибавить пятое слово "натиск" между "штыками" и "победой", тогда тактика моя совершенно бы содержалась в этих пяти словах".
В 1805 году Россия вступила в череду войн, которые длились десять лет. В Европе усилились французы и турки. Милорадович начал войну, командуя бригадой в составе армии Кутузова. При отступлении отличился в схватках с французами у Амштеттена и в сражении под Кремсом. В последнем ему была поручена фронтальная атака неприятельской позиции. Жаркий бой продолжался весь день. В результате оказались сорваны планы Наполеона окружить русскую армию и был разгромлен корпус маршала Мортье. Милорадович в награду удостоен был чина генерал-лейтенанта.
"Вот генерал, который достал себе чин штыком!" - воскликнул император Александр I.
Но европейскую славу Михаил Андреевич приобрел полтора года спустя. В начале лета 1807 г. османское командование решило овладеть Бухарестом, выбив русских из Молдавии и Валахии. На нас двинулись два турецких отряда - один в сорок, другой в тринадцать тысяч человек. Мы же имели в Бухаресте лишь 4,5 тысячи штыков и сабель под предводительством Милорадовича.
Все ожидали, что генерал займет оборону и оборона окажется неудачной. Но Милорадович и не думал защищаться. Не давая турецким корпусам соединиться, он перешел в наступление. Русские атаковали отряд Мустафы-паши у селения Обилешти и разгромили его. Турки потеряли три тысячи человек убитыми, наши только - триста. Неприятель был напуган и откатился за Дунай. Придунайские княжества и вся Валахия оказались спасены от разорения.
Накануне Отечественной войны 1812 года, Милорадович назначен был Киевским генерал-губернатором.
Милорадовичу поручено было формирование резервных и запасных войск в районе Калуги. Во главе 15 тысяч ополченцев он присоединился к главной армии у Гжатска. Впереди было Бородино.
После битвы при Бородино офицер Федор Глинка напишет в память о том великом дне свою "Авангардную песню":
Друзья! Враги грозят нам боем,
Уж, села ближние в огне,
Уж, Милорадович пред строем
Летает вихрем на коне.
Идем, идем, друзья на бой!
Герой! Нам смерть сладка с тобой...
Отставной полковник и декабрист Глинка, в своей Оде в прозе в честь 27 годовщинв Бородинского сражении писал о Милорадовиче:
"Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звездами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звезды, на эфесе шпаги горит крупный алмаз. Но дороже всех алмазов слова, вырезанные на этой достопамятной шпаге. На ней написано: "Спасителю Бухареста". Благодарный народ поднес этот трофей победителю при Обилейшти.
Средний рост, ширина в плечах, грудь высокая, холмистая, черты лица, обличающие происхождение сербское: вот приметы генерала приятной наружности, тогда еще в средних летах. Довольно большой сербский нос не портил лица его, продолговато-округлого, веселого, открытого. Русые волосы легко оттеняли чело, слегка прочеркнутое морщинами... Очерк голубых глаз был продолговатый, что придавало им особенную приятность. Улыбка скрашивала губы узкие, даже поджатые. У иных это означает скупость, в нем могло означать какую-то внутреннюю силу... щедрость его доходила до расточительности.
Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир!.. Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти, как в своем домашнем парке: заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, еще спокойнее раскуривал ее и дружески разговаривал с солдатами.
"Стой, ребята, не шевелись! Дерись, где стоишь! Я далеко уезжал назад: нет приюта, нет спасения! Везде долетают ядра, везде бьет! В этом сражении трусу нет места!" Солдаты любовались такими выходками и добрым видом генерала, которого знали еще с итальянских походов.
"Тут все в беспорядке!" - говорили ему, указывая на разбитые колонны. "Бог мой! (его привычное слово), я люблю это: порядок в беспорядке", - повторял он протяжно, как будто нараспев.
Долгие годы Глинка состоял при Милорадовиче адъютантом, так что Михаил Андреевич стал для него в конце концов другом и учителем. Но...
Накануне мятежа декабристов Глинка зашел к Рылееву со словами:
- Смотрите, господа, чтобы крови не было.
- Не беспокойтесь, приняты все меры, чтобы крови не было, - солгал Рылеев, посвященный в планы убийства царской семьи.
И Глинка поверил. И первым пал человек, которого он любил, как отца.
Впрочем, все это будет позже. Вернемся на поля Отечественной войны, когда мы еще знали, кто наш враг, а кто брат.
В Бородинском сражении мы сошлись с армией достойной нас. Имелось, впрочем, одно важное отличие. Мы были православными. У нас несколько тысяч мужиков-ополченцев все время, пока шло сражение, собирали под пулями раненых. Европейцы же забывали о своих, едва те выбывали из строя. Последнего из увечных подобрали только через 50 дней.
Перед битвой русские дали обет Самой Владычице нашей Богородице "положить головы за веру и Отечество» и честно ему следовали.
Рассказывают про одного раненого гренадера, которого долго ощупывал лекарь. Товарищи с состраданием наблюдали за этим:
"И вдруг слышат, как гренадер зубами заскрипел, а следом стон тихий у него вырвался... Что такое? А гренадер, с трудом повернув голову к офицеру, говорит:
- Я не от слабости, а от стыда, Ваше Благородие... Прикажите, чтоб лекарь меня не обижал.
- Да чем же он, - спрашивает офицер, - тебя обижает?
- А зачем он спину мне щупает, я русский, я грудью шел вперед".
Такова была русская армия. Нам есть чем гордиться.
Генерал Милорадович, действуя в составе армии Барклая-де-Толли, командовал тремя пехотными корпусами на правом фланге и успешно отбил все атаки французских войск.
После Бородина ему выпала честь - возглавить арьергард, то есть прикрывать отход наших войск. 26 дней его полки дрались непрерывно. Об этом мало известно, но иные сражения длились по десять и более часов. Особенно в тех боях отличились крестьяне - ополченцы и партизаны. Восхищение ими Милорадович сохранил на всю жизнь, а в те дни писал:
"Вооруженные мужики истребляют врагов без пощады. Один староста в Красной Пахре собрал 3 000 конных мужиков и защищал свою слободу с таким успехом, что я наградил его Георгиевским крестом 5-го класса. Вчера привели ко мне мужиков из Каменки. Я им роздал ружья, взятые у неприятеля. За этими ружьями со всех сторон приходят ко мне мужики. Сии почтенные русские патриоты столь ожесточены против французов, что покупают оружие у казаков за дорогую цену".
Быть может, именно к этому периоду войны можно отнести такой эпизод. Как-то Милорадовичу донесли, что Мюрат, находясь на французских аванпостах, под обстрелом русских егерей пил шампанское. Тогда задетый за живое Милорадович приказал поставить впереди русских постов легкий походный стол - и не только выпил шампанского, но и съел обед из трех блюд.
К первопрестольной враг подошел измотанным, и в этот момент произошел важный психологический перелом в войне. Милорадович потребовал от наполеоновского авангарда во главе с маршалом Мюратом остановиться. Объяснил, что если русским отрядам и беженцам не дадут спокойно покинуть Москву, французов встретит бой на штыках и ножах на каждой улице и в каждом доме древней столицы.
Мюрат не сомневался, что Михаил Андреевич сдержит свое обещание. В результате три недели французы покорно ждали, когда русские ослабевшие, но неустрашимые позволят войти в город. Так мы навязали им свои правила ведения войны, обрекая на поражение.
Если во время отступления Милорадович прикрывал отход армии, то при наступлении его арьергард, напротив, стал авангардом.
Главной задачей было отрезать Наполеону дорогу в богатую Малороссию. На пути французов оказался один только корпус Дохтурова. И тогда Михаил Андреевич, за день проделав со своими отрядами 50 верст, пришел к Дохтурову на помощь. Кутузов прозвал тогда Милорадовича "крылатым". Войска "Корсиканца", не сумев проломить нашей обороны, вынуждены были отступать по местности, дотла ими разоренной.
В двенадцати верстах от Вязьмы несколько русских полков врезались в неприятельскую колонну и отсекли бригаду Нагеля, почти полностью ее уничтожив. Разгорелось сражение, в котором три наполеоновских корпуса потерпели поражение.
Уцелевшие французы бежали, устилая дорогу трупами. На плечах противника наши ворвались в город - с музыкой, барабанным боем и распущенными знаменами, очистили Вязьму штыками и потушили пожары. После этого первым делом Милорадович бросил клич к окрестным жителям восстановить храмы Божии и дать кров тем, кто его потерял.
Следующее большое сражение состоялось на дороге из Смоленска в Красное. Стремительным броском Милорадович вновь в который раз преодолел огромное расстояние. Три дня подряд добывал себе ночлег в бою, выбивая французов из деревень.
"Наполеону очень не нравилось, - пишет Глинка, - что Милорадович стоит под дорогой и разбивает в пух корпуса его; но делать нечего!.. Последняя рана, нанесенная ему вчера, чувствительнее всех прочих".
Речь идет о разгроме маршала Нея, где враг потерял 15-20 тысяч убитыми и 22 тысячи пленными. В решающий момент битвы маршал Ней воскликнул: "Победим русских их же оружием - штыками". Молча, без выстрелов сошлись две армии в рукопашном бою. Из четырех колонн неприятеля одна была положена на месте, остальные бежали.
Около шести сотен французов укрепились с пушками в лесу, заявив, что сдадутся только Милорадовичу, иначе будут биться до последнего.
"Да здравствует храбрый генерал Милорадович!" - кричали пленные.
Михаил Андреевич заботился о них, как о своих, раздавая хлеб и деньги. На поле боя подобраны были недалеко от убитой матери два французских малыша Пьер и Лизавета. Под огнем картечи они метались, взявшись за руки, не зная, что делать. Милорадович принял их под свою опеку. На ночь дети молились, поминали родных, подходили к генералу поцеловать руку. К счастью, через несколько дней среди пленных нашелся отец ребятишек, которого добрейший Милорадович тоже взял к себе.
Впереди была Европа. Наступали весело. Друзья вспоминали, как Милорадович, скупив возы яблок, становился у дороги и одаривал русских солдат. Немцы дивились. Однажды пообещал подарить дорогую шаль первой же хорошенькой девушке, которую встретит в городе. Так и сделал. Две вещи он любил делать больше всего на свете - воевать и делать подарки.
По ходу дела, Милорадович взял Варшаву, во главе русской гвардии бился в Лейпцигской "битве народов", его вклад в победу был так же значителен, как и Раевского, Ермолова, Дохтурова... То было братство не просто великих полководцев, Ней и Мюрат были ничуть не хуже, но мы их побили. Потому что знали: с нами Бог!
А потом наступил мир. Милорадович стал генерал-губернатора Санкт-Петербурга. Душой он принадлежал совсем другой, не петербургской, эпохе. Полагал, что если не мешать другим работать, то все само собой образуется (по уму не мешать, о декабристах предупреждал государя, да тот отмахнулся).
Вспомним любимую поговорку Михаила Андреевича: "Я люблю порядок в беспорядке". По этому правилу живет природа, ему следовала и Россия. С виду все ужасно: стружка летит, пар столбом, там не так, здесь не эдак, а дело, между тем, движется, и земля процветает.
Едва начала оправляться Россия от войны, как раздался вопль: "Забыты заветы!" - и явился нам полковник Павел Пестель. Сын злодея-губернатора, наводившего ужас на Сибирь, Пестель и сам был мастер прохаживаться палкой по солдатским спинам. А главное - все нам расчертил на сто лет вперед, всюду решил навести порядок. Для начала он мечтал в 10 раз увеличить число жандармов в России: "Для составления внутренней стражи, думаю я, 50 000 жандармов будут для всего государства достаточны".
Далее - развернуть мощную сеть стукачей: "Тайные розыски, или шпионство, суть посему не только позволительное и законное, но... можно сказать, единственное средство, коим высшее благочиние поставляется в возможность достигнуть предназначенной ему цели".
Высшим благочинием он называл то, что впоследствии будет наименовано НКВД и т.п. На пути этих планов стоял государь, поэтому предполагалось истребить всех членов царской фамилии поголовно (был внесен в списки будущий Царь-Освободитель Александр Второй. Вот когда его первый раз приговорили!). Проделать это должен был Каховский с 11-ю "апостолами". Затем предполагалось объявить, что прочие декабристы здесь ни при чем и душегубов повесить.
Вот с чем столкнулся Милорадович на Сенатской площади. Для него-то самого свобода и братство не были теорией. Он воплощал их, не придавая этому значения, по одному лишь сердечному чувству. Все время кого-то спасал и вызволял. Помог собрать деньги на выкуп из рабства поэта-самоучки Ивана Сибирякова. А когда к нему привели другого поэта, Пушкина, обвиненного в сочинении крамольных стихов, спросил:
- Правду ли говорят об этих стихах?
Пушкин ответил, что правду: стихи он, впрочем, сжег, но может и восстановить, чтобы не выглядеть трусом. И восстановил. Эта честность порадовала Михаила Андреевича, как он говаривал после: "Пушкин пленил меня своим благородным тоном..." От лица царя Милорадович простил поэта.
Государь, узнав, как все повернулось, нахмурился, но ограничился тем, что выслал Пушкина в благодатный Кишинев.
Милорадович, покончив с этим, уселся с Федором Глинкой обсуждать, как окончательно устроить свое имение под Полтавой. Там выстроен был великолепный дворец и разбит чудесный сад - Михаил Андреевич любил садоводство. Но для кого он старался?
Для института бедных девиц Полтавской губернии, которым это любовно устроенное гнездо готовилось в подарок.
Между тем приближались роковые события, когда опустел трон и этой неразберихой воспользовались заговорщики.
Чего они хотели? Мы с тех пор, как окрестили декабристов масонами, решили, что все нам ясно, да только это самообман. Масонство лишь расшатало их и испортило. Из более чем сотни мятежников, отправленных в Читу, лишь тринадцать посещали церковь, а остальные чужды были вере. Но когда они вышли спустя тридцать лет на свободу, то не к Чернышевскому потянулись, а в кружки славянофилов.
Так что за идея ими двигала?
Тот, лишенный русской широты и благодушия, патриотизм, что и наполеоновскими армиями. Себя, а не Бога возомнили они источником блага для Отечества. Ударом кутузовского сапога эта идея была вышвырнута обратно в Европу. И вернулась с нами из Парижа вкупе с другими французскими болезнями.
Восстание вспыхнуло одновременно в двух концах империи. На юге полк Муравьева-Апостола выпил за день 184 ведра вина на тысячу человек, солдаты стали срывать эполеты с командиров и грабить мещан. В одной избе мятежники подняли из гроба труп столетнего старика - и принялись с ним плясать.
В Петербурге вышли на Сенатскую площадь и столпились вокруг памятника своего кумира - Петра I. Солдат выманили обманом. Говорили, что целая армия стоит близ столицы и всех уничтожит, кто присягнет Николаю. Бестужев врал, что его прислал Великий князь Константин и т.п.
Когда на площадь выехал митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский), его встретили насмешками и бранью. "Довольно лжи, - закричал Каховский, - возвращайся на свое место в церковь". В ответ Владыко поднял крест и спросил тем голосом, от которого кровь леденеет в жилах:
- Это не внушает тебе доверия?
И тогда Каховский поцеловал крест. Думал ли он в тот момент о своем предшественнике - Иуде?
Пусть помнят об этом поцелуе все, кто надеется соединить веру и революцию.
Следом за Владыкой на площадь выехал генерал Милорадович. Он хотел одного - не дать произойти кровопролитию.
- Скажите, кто из вас был со мной под Кульмом, Лютценом, Бауценом? - крикнул генерал.
Мятежники, не зная, куда деться от стыда, смолчали.
- Слава Богу, - воскликнул Милорадович, - здесь нет ни одного русского солдата!
В рядах восставших наметилось замешательство. Там были солдаты, видавшие и Кульм, и Лютцен.
И тогда Каховский выстрелил.
За ним начали палить другие. Кюхельбекер целил в Великого князя Михаила Павловича, но его толкнул под руку какой-то матрос. В ответ понеслись залпы картечи.
А в это время Милорадович лежал на снегу, еще живой.
Он умирал потом, весь день и половину ночи, и даже тогда продолжал вести русских за собой, все выше подымаясь над убийцами.
Когда вынули пулю, пошутил, обратившись к другу Аполлону Майкову: "Вот что после твоего сытного завтрака не могу переварить". И добавил со вздохом облегчения: "Слава Богу, это пуля не ружейная, не солдатская... Я уверен был, что в меня выстрелил какой-нибудь шалун".
А что декабристы? Вот несколько слов, которые скажут об этом потомки: "Самый тяжелый грех декабристов: они выдавали солдат... рассказали все о простых людях, слепо доверившихся им".
Перед смертью Милорадович освободил своих крестьян. Восставшие хотели пойти еще дальше - вовсе отменить крепостное право. Но своих собственных мужиков на волю так и не отпустили.
То, о чем они болтали, Милорадович делал. Они только хотели быть великодушными, а он уже был. Они полагали, что чужой кровью восполнят свою плюгавость, а он своей кровью заливал чужие грехи. И даже не понял толком, что в который раз победил своих врагов благородством.
Когда прибыл посланник от государя принц Евгений Вюртембергский, Милорадович по-дружески ему кивнул. В ответ на попытку обнадежить заметил:
"Здесь не место предаваться обольщениям. У меня антонов огонь в кишках. Смерть не есть приятная необходимость, но вы видите, я умираю, как и жил, прежде всего с чистой совестью... До свидания в лучшем мире".
В три часа ночи Михаила Андреевича Милорадовича не стало.
Через несколько месяцев, когда казнили декабристов, никто из приговоренных не подал Каховскому руки...
Награды генерала М.А. Милорадовича.
Орден Святой Анны 1-й ст. (14 мая 1799, за отличие при Лекко);
Орден Святого Иоанна Иерусалимского, командорский крест (6 июня 1799, за отличие при Басиньяно);
Алмазные знаки к ордену Святой Анны (13 июня 1799, за отличие при Треббии);
Алмазные знаки к ордену Святого Иоанна Иерусалимского (20 сентября 1799, за отличие при Нови);
Орден Святого Александра Невского (29 октября 1799, за отличие в Швейцарии);
Орден Святого Георгия 3-й ст. (12 января 1806, за отличие в кампанию 1805 года);
Орден Святого Владимира 2-й ст. (16 марта 1807, за отличие против турок);
Золотая шпага с алмазами и надписью «За храбрость и спасение Букарешта» (23 ноября 1807);
Алмазные знаки к ордену Святого Александра Невского (26 августа 1812, за отличие при Бородино; Высочайший рескрипт 15 октября 1817);
Орден Святого Георгия 2-й ст. (2 декабря 1812, за отличие в кампанию текущего года);
Орден Святого Владимира 1-й ст. (2 декабря 1812, за отличие в кампанию текущего года);
Императорский вензель на эполеты (9 февраля 1813, за занятие Варшавы);
Титул графа Российской империи (1 мая 1813, за отличия в сражениях в апреле — мае);
Золотая шпага с лаврами (1813, за отличие при Кульме);
Орден Святого Андрея Первозванного (8 октября 1813, за отличие под Лейпцигом);
Алмазные знаки к ордену Святого Андрея Первозванного (30 августа 1821).
Иностранные награды
Орден Святых Маврикия и Лазаря, большой крест (Cардинское королевство, 1799);
Орден Леопольда 1-й ст. (Австрия, 1813);
Орден Чёрного Орла (Пруссия, 1814);
Орден Красного Орла (Пруссия, 1814);
Военный орден Марии Терезии 2-й ст. (Австрия, 1814);
Военный орден Максимилиана Иосифа 1-й ст. (Бавария, 1814);
Орден Верности 1-й ст. (Баден, 1814);
Кульмский крест (Пруссия, 1816).
