Для отопления        29.09.2019   

Идея смерти Бога в философии Ницше (Иван Новик). Ницше - человек, который бросил вызов Богу и проиграл

Бог, которого никогда не было Раджниш Бхагван Шри

Глава 1 БОГ МЕРТВ, И ЧЕЛОВЕК СВОБОДЕН... ДЛЯ ЧЕГО?

БОГ МЕРТВ, И ЧЕЛОВЕК СВОБОДЕН... ДЛЯ ЧЕГО?

Ответственность принадлежит тому, у кого есть свобода действия. Существует либо Бог, либо свобода, сосуществовать они не могут. Это и есть основное значение изречения Фридриха Ницше: «Бог умер, следовательно, человек свободен».

Фридрих Ницше впервые в истории человечества заявил: «Бог мертв, следовательно, человек свободен». Это потрясающее изречение, и у него много значений. Вначале я хотел бы обсудить само изречение.

Все религии верят, что Бог создал мир и человека. Но если вас кто-то создал, то вы - всего лишь марионетка в его руках, у вас нет своей собственной души. И если вам кто-то дал жизнь, то он в любой момент может ее у вас отнять. Он не спрашивал вас, хотите ли вы, чтобы вам дали жизнь, и не собирается спрашивать, хотите ли вы, чтобы у вас ее отняли.

Бог - это величайший диктатор, если вы соглашаетесь с вымыслом, что он создал мир и человека. Если Бог реален, тогда человек - его раб, марионетка. Все ниточки - у него в руках, даже ваша жизнь. Тогда и речи быть не может о просветлении. Тогда не может быть Гаутамы Будды, потому что свободы не существует. Бог дергает вас за одни ниточки - вы танцуете, за другие - вы плачете, за третьи - вы начинаете убивать других, кончать жизнь самоубийством, разжигать войну. Вы - всего лишь кукла, он - кукловод.

Тогда не может быть и речи о грехе и добродетели, о грешниках и святых. Нет добра и зла, потому что вы - всего лишь марионетка. Марионетка не может отвечать за свои поступки. Ответственность принадлежит тому, у кого есть свобода действия. Существует либо Бог, либо свобода, сосуществовать они не могут. Это и есть основное значение изречения Фридриха Ницше: «Бог мертв, следовательно, человек свободен».

Ни теологи, ни основатели религиозных течений никогда не думали о том, что, если вы принимаете Бога как Создателя, вы разрушаете все достоинство сознания, свободы и любви. Вы лишаете человека ответственности и свободы. Вы сводите все существование к капризу какого-то странного парня по имени Бог.

Однако утверждение Ницше - это только одна сторона медали. Он совершенно прав, но только в том, что касается этой стороны медали. Он сделал очень важное и значительное заявление, но забыл одну вещь, что было неизбежно, потому что его утверждение основано на рациональности, логике и интеллекте, а не на медитации.

Человек свободен, но свободен для чего? Если Бога нет и человек свободен, это значит, что человек теперь может делать все что угодно: и хорошее, и плохое; никто его не осудит, никто его не простит. Такая свобода будет просто распущенностью.

Фридрих Ницше ничего не знал о медитации - это и есть вторая сторона медали. Человек свободен, но его свобода может приносить ему радость и блаженство только в том случае, если он погружен в медитацию. Отнимите у человека Бога,- это совершенно нормально, он представлял собой огромную опасность для человеческой свободы,- но дайте ему смысл и значимость, творчество, восприимчивость, путь к познанию непреходящего сущего. Дзен - вот вторая сторона медали.

В дзэн нет Бога, и в этом его красота. Но дзен обладает колоссальным знанием о том, как трансформировать ваше сознание, как сделать вас настолько осознанными, что вы не сможете совершить зла. Это не приказ извне, это побуждение вашей сокровенной сущности. Как только вы познаете свою глубинную сущность, как только вы осознаете, что вы едины с космосом - а космос не был создан, он существовал и будет существовать вечно,- как только вы постигнете свой внутренний свет, своего внутреннего гаутаму будду, вы не сможете сделать ничего дурного, не сможете совершить зла, не сможете грешить.

Незадолго до смерти Фридрих Ницше почти совсем лишился рассудка. Его госпитализировали и держали в психиатрической лечебнице. Что случилось с этим гигантом мысли? Он пришел к заключению: «Бог мертв», но это негативное заключение. Он стал свободным, но его свобода оказалась бессмысленной. В ней не было радости, потому что это была лишь свобода от Бога, но для чего? У свободы есть две стороны: «от» и «для». Второй стороны не хватало, и это свело Ницше с ума.

Пустота всегда сводит людей с ума. Нужна какая-то основа, обретение центра, какая-то связь с сущим. Бог мертв, и ваша связь с сущим оборвана. Бог мертв, и вы лишились корней. А человек, точно так же как и дерево, не может жить без корней.

Бог реально не существовал, но он был хорошим утешением. Хоть он и был обманом, но он наполнял внутренний мир людей. Ведь даже ложь, если ее тысячелетиями повторять тысячи раз, становится почти что правдой. Бог был огромным утешением для людей в их страхе, в их ужасе перед старением и смертью, перед тем, что их ждет после смерти,- перед неизвестной тьмой. Хотя Бог и был ложью, он был для людей колоссальным утешением. Вы должны понять, что ложь действительно способна утешать. Более того, ложь приятнее правды.

Говорят, Гаутаме Будде принадлежат такие слова: «Правда горька вначале и сладка в конце, а ложь сладка вначале и горька в конце». Ложь горька, когда ее обнаруживают. Тогда становится ужасно горько оттого, что все это время ваши родители, учителя, священники и так называемые вожди обманывали вас. Вас постоянно обманывали.

Это разочарование приводит к тому, что вы вообще перестаете доверять кому бы то ни было. «Никому нельзя доверять...» В результате возникает вакуум.

Так что, в конце своей жизни Ницше не просто сошел с ума, его состояние было неизбежным следствием его негативной позиции ума. Ум может быть только негативным: он может спорить, критиковать, язвить; но он не способен питать вас. Негативная точка зрения не может послужить вам опорой. Ницше утратил Бога, утратил утешение. Он стал свободным, чтобы сойти с ума.

Это произошло не только с Фридрихом Ницше, поэтому нельзя сказать, что имел место всего лишь один подобный несчастный случай. Очень многие великие мыслители оказались в психиатрических лечебницах или покончили с собой, потому что жить в негативной тьме невозможно. Всем необходим свет и позитивное, жизнеутверждающее переживание истины. Ницше уничтожил свет и создал з себе и в своих последователях вакуум.

Если глубоко внутри вы чувствуете вакуум, совершенно бессмысленную пустоту, то этим вы обязаны Ницше. На основе ницшеанского негативного подхода к жизни на Западе выросла целая философская школа.

Сёрен Кьеркегор, Жан-Поль Сартр, Марсель, Ясперс, Мартин Хайдеггер - все великие философы первой половины XX столетия - говорили о бессмысленности, боли, страдании, тревоге, страхе, ужасе и тоске. Это философское направление было названо на Западе экзистенциализмом. Но это не экзистенциализм, а анти-экзистенциализм. Он разрушает все, что давало вам утешение.

Я согласен с таким разрушением, потому что то, что утешало человека, было ложью. Бог, небеса, ад - все это фикции, созданные для утешения человека. Хорошо, что они разрушены, но при этом человек остается в полном вакууме. Из этого вакуума рождается экзистенциализм, именно поэтому он говорит исключительно о бессмысленности существования: «Жизнь не имеет смысла». Он не говорит о вашей значимости: «Вы - случайность. Есть вы или вас нет - для сущего это безразлично». И все-таки эти люди называют свою философию экзистенциализмом. Они должны бы называть ее «случайнизмом». Вы - не нужны; вы появились совершенно случайно где-то на задворках сущего. Бог сделал из вас марионетку, а эти философы, от Ницше до Жана-Поля Сартра, делают из вас случайность.

Однако человек обязательно должен быть связан с сущим. Он должен укорениться в нем, потому что только тогда, когда он глубоко войдет корнями в сущее, он расцветет миллионами цветов и превратится в будду, и его жизнь больше не будет бессмысленной. Тогда его жизнь будет переполняться смыслом, значимостью, блаженством; она превратится в постоянный праздник.

Но так называемые экзистенциалисты пришли к выводу, что вы - не нужны, что ваша жизнь бессмысленна и бестолкова. Вы совершенно не нужны сущему!

Итак, я хочу закончить работу, начатую Ницше, ибо она не закончена. В таком виде она приведет все человечество к безумию, как в свое время привела к безумию Ницше. Без Бога вы, конечно же, свободны - но для чего? Вы остались с пустыми руками. Вы и до этого были, по сути, с пустыми руками, потому что они были наполнены ложью. Теперь вы совершенно ясно осознаете, что руки пусты и вам некуда идти.

Я слышал такую историю об одном очень известном атеисте. Он умер, и его жена, прежде чем положить его в гроб, надела на него его самый лучший костюм, самые лучшие туфли и самый дорогой галстук. Она хотела устроить ему пышные проводы, попрощаться с ним как следует. Он был наряден, как никогда в жизни.

На похороны пришли друзья и соседи. И одна женщина сказала: «Ну, надо же! Такой нарядный, и некуда пойти».

Именно таким любая негативная философия оставляет все человечество: красивым и нарядным, но которому некуда пойти! Это положение приводит к безумию.

Фридрих Ницше не случайно сошел с ума, это было закономерным последствием его негативной философии. Поэтому я называю эту серию бесед: «Бог мертв, теперь дзен - единственная живая истина».

Что касается Бога, в этом я совершенно согласен с Ницше, но я хочу дополнить его утверждение, сам он был не в состоянии это сделать. Он не был пробужденным, он не был просветленным.

У Гаутамы Будды тоже не было Бога, точно так же как и у Махавиры, но они не сошли с ума. Все мастера дзен и все великие мастера дао - Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ли-цзы - никто из них не сошел с ума, хотя у них и не было Бога. У них не было ни ада, ни рая. В чем же разница? Почему Гаутама Будда не сошел с ума?

И не только Гаутама Будда. За двадцать пять столетий сотни его последователей достигли просветления, и они даже словом не обмолвились о Боге. Они даже не говорят, что Бога нет, ибо это бессмысленно: они - не атеисты. Я не атеист, но и не теист. Бога просто нет, поэтому и речи быть не может ни об атеизме, ни о теизме.

Я не сумасшедший. Вы сами тому свидетели. Отсутствие Бога не создает во мне вакуума, наоборот, благодаря этому я приобрел достоинство свободной индивидуальности - свободной для того, чтобы стать буддой. Это - наивысшая цель свободы. Если свобода не станет расцветом вашего осознания, если переживание свободы не приведет вас к Вечности, не приведет вас к вашим истокам, к космосу и сущему, вы сойдете с ума. И до тех пор ваша жизнь не будет иметь никого смысла и никакого значения, что бы вы при этом ни делали.

Существование, согласно так называемым экзистенциалистам, последователям Фридриха Ницше, совершенно неразумно. Они избавились от Бога и думают - это вполне логично - что раз нет Бога, то существование тоже мертво, в нем нет ни разума, ни жизни. Раньше Бог был жизнью и сознанием. Раньше Бог был смыслом и самой сутью нашего бытия. Поскольку Бога больше нет, все существование становится бездушным, жизнь превращается в побочный продукт материи. Поэтому, когда вы умрете, вы умрете целиком и полностью, и после вас ничего не останется. И совершенно неважно, творили вы зло или добро. Сущее абсолютно безразлично, вы его нисколько не заботите. Раньше о вас заботился Бог. Как только Бог был отринут, между вами и сущим возникло глубокое отчуждение. Между вами нет никакой связи, вы не интересуете сущее, оно и не может вами интересоваться, потому что больше не является сознательным. Оно больше не является разумной вселенной, оно - всего лишь мертвая материя, точно так же как и вы. А воспринимаемая вами жизнь - всего лишь следствие.

Следствие исчезает, как только разъединяются создающие его элементы. Например, согласно некоторым религиям, человек состоит из пяти элементов: из земли, воздуха, огня, воды и эфира. Как только эти элементы соединяются, жизнь возникает как следствие. Когда эти элементы разъединяются, наступает смерть, и жизнь исчезает.

Чтобы вам стало ясно, приведу такой пример: когда вы начинаете учиться езде на велосипеде, вы постоянно падаете. Я тоже этому учился, но не падал, потому что вначале я наблюдал за другими обучающимися и пытался понять, почему они падают. Они падали, потому что им не хватало уверенности в себе. Чтобы удержаться на двух колесах, необходимо колоссальное равновесие, и если вы начнете колебаться... это как ходьба по натянутому канату. Если вы хоть на секунду засомневаетесь, два колеса не выдержат вас. Вы можете держать равновесие на колесах только на определенной скорости, а новичок едет всегда очень медленно. И это очевидно и разумно - новичкам не следует ездить быстро.

Я наблюдал, как все мои друзья учатся кататься на велосипеде, и они постоянно меня спрашивали: «Почему бы и тебе не научиться?»

Я отвечал: «Вначале мне надо понаблюдать. Я пытаюсь понять, почему вы падаете и почему через несколько дней перестаете падать». Как только я понял, почему это происходит, я сел на велосипед и помчался так быстро, как только мог!

Все мои друзья были изумлены. Они сказали: «Мы никогда не видели, чтобы новичок так быстро ездил. Новичок обязательно должен несколько раз упасть, только тогда он научится сохранять равновесие».

Я сказал: «Я наблюдал и понял секрет. Просто вам не хватает уверенности и понимания, что для того, чтобы велосипед двигался, нужна определенная скорость. Невозможно сидеть на стоящем велосипеде и не падать, нужен разгон, и для этого надо крутить педали».

Как только я понял, в чем была проблема, я сел на велосипед и стал изо всех сил крутить педали. Вся деревня всполошилась: «Как так, он же не умеет ездить на велосипеде, а мчится с такой скоростью!»

Я не знал, как остановиться: я думал, что, если я остановлюсь, велосипед тут же упадет. Поэтому мне пришлось ехать к месту возле железнодорожной станции, что почти в трех милях от моего дома, где росло огромное дерево бодхи. Эти три мили я мчался с такой скоростью, что люди расступались и отходили в сторону. Они говорили: «Он сошел с ума!»

Но мое безумие было вполне обоснованно. Я подъехал прямо к дереву, потому что я знал, что оно полое внутри. Я въехал в него передним колесом и таким образом смог остановиться и не упасть.

Один мой односельчанин, работавший в поле, видел это. Он сказал: «Странно! А если бы не было такого дерева, как бы ты остановился?»

Я ответил: «Теперь я научился останавливаться, потому что я это только что сделал; мне больше не понадобится дерево. Но это был мой первый опыт. До этого я не видел, как другие останавливаются, я видел только, как они падают. Поэтому у меня не было опыта остановки, и я мчался изо всех сил, чтобы добраться до этого дерева». Это было гигантское дерево, и одна его часть была совершенно полая, поэтому я знал, что, если въехать в него передним колесом, оно поддержит велосипед, и я смогу остановиться. Но как только я остановился, я научился это делать.

Когда я решил научиться водить автомобиль, моим учителем стал человек по имени Маджид, он был мусульманином. Он был одним из самых лучших водителей в городе и очень меня любил. Кстати, это он выбрал мою первую машину. Итак, он сказал мне:

Я научу тебя.

Я не люблю, когда меня учат. Ты просто веди автомобиль очень медленно, чтобы я мог смотреть и наблюдать, - ответил я.

Что ты имеешь в виду?

Я могу учиться, только наблюдая. Мне не нужен учитель!

Но это опасно! - воскликнул он.- Одно дело велосипед: в худшем случае ты мог ушибиться или ушибить кого-нибудь еще, и всё. Но автомобиль - это очень опасная вещь.

А я - опасный человек. Просто медленно веди автомобиль и все мне рассказывай: где педаль газа, где тормоз. Затем ты будешь медленно ехать, а я буду идти рядом и смотреть, что ты делаешь.

Раз ты так хочешь, я могу это сделать, но я очень боюсь за тебя. Если ты будешь делать то же самое, что ты когда-то сделал с велосипедом...

Именно поэтому я стараюсь наблюдать как можно внимательнее.

Как только я понял, как все происходит, я попросил его выйти из машины. И я поступил точно так же, как когда-то с велосипедом. Я поехал очень быстро. Маджид, мой учитель, бежал за мной и кричал: «Не так быстро!» В том городе не было знаков ограничения скорости, потому что в Индии по улицам можно ездить со скоростью не больше пятидесяти пяти километров в час; и нет необходимости везде вешать знаки, что скорость ограничена до пятидесяти пяти километров в час, потому что превышать эту скорость и так нигде нельзя.

Бедный парень очень сильно испугался. Он все бежал и бежал за мной. Он был очень высоким человеком, первоклассным бегуном, у него были все шансы стать чемпионом Индии или даже принять участие в Олимпиаде. Он изо всех сил старался не отставать от меня, но вскоре я скрылся у него из виду.

Когда я вернулся, он молился под деревом о моем спасении. Когда я подошел к нему, он вскочил, совсем забыв про молитву.

Не волнуйся. Я научился водить машину. А что ты делал?

Я бежал за тобой, но очень скоро ты исчез из виду. Тогда я подумал, что все, что я могу делать, это молить Бога помочь тебе, потому что ты совсем не знаешь, как водить. Ты первый раз сел за руль и умчался неизвестно куда. Как ты развернулся? Где ты повернул назад?

Я понятия не имел, как разворачиваться, потому что ты ездил все время прямо, а я шел рядом с тобой. Поэтому мне пришлось объехать весь город. Я не имел ни малейшего понятия, как разворачиваться и какие сигналы подавать, потому что ты никогда не подавал никаких сигналов. Но я справился. Я проехал через весь город так быстро, что все уступали мне дорогу. Так я вернулся назад.

- Khuda hafiz, - сказал он, что означает «Бог спас тебя».

Бог тут ни при чем, - ответил я.

Как только вы поймете, что нужно сохранять равновесие между негативным и позитивным, вы укоренитесь в сущем. Одна крайность - верить в Бога, другая - не верить в Бога, а вы должны быть точно посередине, сохраняя полное равновесие. Тогда больше не имеют значения ни атеизм, ни теизм. Но благодаря равновесию в вас появляется новый свет, новая радость, новое блаженство, новое понимание, исходящее не из ума. Это понимание, которое не принадлежит уму, позволяет вам осознать, что все сущее невероятно разумно. Оно не только живое, но и чувствительное и разумное.

Как только вы достигаете состояния равновесия, безмолвия и спокойствия вашего существа, двери, которые были закрыты вашими мыслями, с легкостью открываются, и к вам приходит ясное понимание всего существования. Вы - не случайность. Вы - нужны сущему. Без вас в сущем будет чего-то не хватать, и никто не сможет вас заменить.

Понимание того, что вас будет недоставать сущему, внушит вам чувство собственного достоинства. Звезды, Солнце, Луна, деревья, птицы и земля - вся вселенная почувствует, что какое-то место остается без вас пустым, и никто кроме вас не может его заполнить. Ощущение того, что вы связаны с сущим, что оно заботится о вас, наполнит вас безграничной радостью и удовлетворением. Как только вы очиститесь, вы увидите, что со всех сторон на вас изливается бесконечная любовь.

Вы находитесь на самой верхней ступени эволюции сущего, разума, и сущее зависит от вас. Если вы перерастете свой ум и его понимание и достигнете понимания не-ума, для сущего наступит праздник: еще один человек достиг вершины. Одна частичка сущего внезапно поднялась до наивысших возможностей внутреннего потенциала каждого человека.

Есть притча, согласно которой в тот день, когда Гаутама Будда просветлел, дерево, под которым он сидел, внезапно без всякого ветра стало раскачивать своими ветками. Он очень удивился, потому что было безветренно, и вокруг не шелохнулось ни одно дерево, ни один листочек. Но дерево, под которым он сидел, качалось, будто танцевало. У дерева нет ног, оно приковано к земле корнями, но оно всё же может продемонстрировать свою радость.

Очень странный феномен: некоторые химические элементы, которые способствуют развитию вашего интеллекта и ума, содержатся в больших количествах именно в дереве бодхи. Так что не случайно дерево, под которым просветлел Гаутама Будда, называется в его честь. Бодхи означает просветление. И ученые обнаружили, что это дерево умнее, чем все остальные деревья в мире. Оно просто переполнено химическими элементами, отвечающими за умственное развитие.

Говорят, что когда Манджушри, один из самых близких учеников Будды, просветлел, дерево, под которым он сидел, стало осыпать его цветами, хотя в это время года деревья не цветут.

Возможно, это всего лишь притчи. Но они указывают на то, что мы неотделимы от существования, что даже деревья и камни разделяют с нами нашу радость, что наше просветление становится праздником для всего сущего.

Именно медитация наполняет ваше внутреннее существо и тот вакуум, который раньше был наполнен ложью по имени Бог и другими фикциями.

Если вы останетесь с негативом, то рано или поздно сойдете с ума, потому что вы уже утратили связь с сущим, ваша жизнь потеряла смысл, и у вас нет ни малейшего шанса его найти. Вы избавились от лжи, что очень хорошо, но этого недостаточно, чтобы обрести истину.

Отбросьте ложь, постарайтесь проникнуть внутрь и обрести истину. В этом - все искусство дзен. Вот почему я назвал серию бесед: «Бог мертв, теперь дзен - единственная живая истина». Если Бог мертв, а вы не получили опыт дзэн, вы сойдете с ума. Ваше психическое здоровье зависит теперь исключительно от дзен, ибо это единственный способ постичь истину. Только тогда вы станете единым целым с сущим, вы больше не будете марионеткой, вы будете господином.

Человек, который знает, что он глубоко связан с сущим, никогда не сможет причинить ему зла, никогда не пойдет против другой жизни. Это просто невозможно. Он сможет лишь изливать на вас столько блаженства, благодати и милости, сколько вы будете готовы принять. Его источники неисчерпаемы. Когда вы найдете свой неисчерпаемый источник жизни и блаженства, тогда будет совершенно неважно, есть у вас Бог или нет, существуют ли ад и рай. Это не будет иметь никакого значения.

Когда религиозные люди начинают изучать дзен, они приходят в крайнее изумление, потому что в нем нет ничего из того, чему их учили раньше. В нем есть странные диалоги, в которых нет места ни Богу, ни раю, ни аду. Это - научная религия. Поиск дзен основан не на вере, а на опыте. Точно так же как наука объективно полагается на эксперимент, дзэн субъективно полагается на опыт. Наука погружается во внешний мир, дзен - во внутренний.

Ницше не имел ни малейшего представления о том, как погружаться во внутренний мир. Запад - не подходящее место для таких людей, как Фридрих Ницше. Если бы он жил на Востоке, он был бы мастером, святым. Он принадлежал бы к той же категории людей, к той же семье, что и будды.

Но, к сожалению, Запад не извлек урок из судьбы Ницше. Он продолжает упорствовать в работе над внешним миром. Всего одной десятой его энергии хватило бы на то, чтобы обрести внутреннюю истину. Даже Альберт Эйнштейн умер в глубоком разочаровании. Его разочарование было настолько велико, что перед смертью, когда его спросили: «Если вы снова родитесь, кем бы вы хотели быть?»,- он ответил: «Кем угодно, только не физиком. Я предпочел бы быть сантехником».

Самый великий физик в мире умирал в таком разочаровании, что не желал иметь ничего общего с физикой и с наукой вообще. Он предпочел бы иметь простую профессию, как, например, сантехник. Но и это не поможет. Если физика не помогла, если математика не помогла, если такой гигант мысли, как Альберт Эйнштейн, умирал в разочаровании, работа сантехника не поможет. Человек все равно остается во внешнем мире. Ученый может быть очень сильно им поглощен, сантехник - меньше, но все равно он работает вовне. Работа сантехника не дала бы Эйнштейну то, что нужно. Ему нужна была наука медитации. Именно в ее тишине расцветает смысл, значение и безмерная радость от осознания того, что ваше появление на свет не случайно.

Я учу вас истинному экзистенциализму, а то, что на Западе называют экзистенциализмом, является всего лишь «случайнизмом». Я учу вас, как войти в контакт с сущим, как найти то место, которым вы соединены, связаны с сущим. Откуда вы каждое мгновение получаете жизнь? Откуда к вам приходит ваш разум? Если сущее неразумно, как вы можете быть разумными? Откуда возьмется ваш разум?

Когда вы видели, как цветет роза, вы когда-нибудь задумывались, что этот цвет, эта нежность, вся эта красота были когда-то спрятаны в семени? Но семя само по себе не может стать розой, ему необходима поддержка сущего - земли, воды, солнца. Тогда семя исчезнет в земле, и начнет расти розовый куст. Ему необходимы воздух, вода, земля, солнце, луна. Все это трансформирует семя, которое прежде было подобно мертвому камню. Внезапно наступает трансформация, метаморфоза. Эти цветы, эти краски, эта красота, этот аромат могут появиться из семени, только если они уже есть в сущем. Они могут быть спрятаны, сокрыты в семени. Но если что-то появляется на свет, это значит, что оно уже существовало раньше - как потенциальная возможность.

У вас есть разум...

Я рассказывал вам историю о Рамакришне и Кешав Чандре Сене. Кешав Чандра Сен был одним из умнейших людей своего времени. На своей интеллектуальной философии brahmasamaj, что значит «общество Бога», он основал религию. Его последователями стали сотни и тысячи умнейших людей. Его очень удивляло, почему этот необразованный Рамакришна, который даже не закончил начальную школу - в Индии начальная школа, самая первая ступень образования, включает четыре года обучения, а он проучился только два,- почему этот идиот привлекает к себе тысячи людей? Эта мысль не давала Кешав Чандре Сену покоя.

В конце концов он решил пойти и нанести Рамакришне поражение, он даже и мысли не допускал, что этого человека нельзя будет победить в споре. Он просто не мог себе этого представить. Этот идиот из деревни ежедневно собирает вокруг себя тысячи людей! Люди приходят издалека, чтобы увидеть его и прикоснуться к его стопам!

Кешав Чандра через своих последователей сообщил Рамакришне: «Я приезжаю в такой-то день, чтобы призвать вас к ответу по всем пунктам вашей веры. Готовьтесь!»

Ученики Рамакришны очень испугались. Они знали, что Кешав Чандра - великий логик; бедный Рамакришна не сможет ответить ни на один вопрос. Но Рамакришна обрадовался и стал плясать. Он сказал:

Я его уже давно жду. Когда Кешав Чандра придет, это будет день великой радости!

Что вы говорите? - воскликнули ученики. - Это будет день великой печали, потому что вы не сможете переспорить его.

Подождите. А кто собирается с ним спорить? Мне не нужно с ним спорить. Пускай приезжает,- ответил Рамакришна.

Но ученики все равно продолжали дрожать от страха, потому что очень боялись, что их мастер будет побежден, сокрушен. Они знали Кешава Чандру, в то время во всей стране ему не было равных по уму.

Кешав Чандра прибыл с сотней своих самых лучших учеников, чтобы они могли быть свидетелями этого спора, этих дебатов, этого поединка. Рамакришна встречал его на дороге, довольно далеко от храма, в котором он жил. Он обнял Кешав Чандру, что того немного смутило. Далее его смущение продолжало расти.

Рамакришна взял его за руку и повел в храм. Он сказал:

Я давно тебя ждал. Почему ты раньше не приходил?

Странный человек, похоже, он совсем не боится. Ты понимаешь? Я пришел спорить с тобой!

Да, конечно,- ответил Рамакришна.

Они сели в очень красивом месте под деревом, возле храма на берегу Ганга.

Начинай,- сказал Рамакришна.

Что ты говоришь о Боге?

Должен ли я что-то говорить о Боге? Разве ты не видишь его в моих глазах?

Кешав Чандра был немного озадачен:

Что это за аргумент?

Разве ты не чувствуешь Бога в моей руке? Сядь поближе, сынок.

Что это за аргумент?

Кешав Чандра принимал участие во многих дебатах, он победил многих великих ученых мужей, а эта деревенщина... На хинди «идиот» - это ganwar, но на самом деле это слово значит «деревенский житель». Саоп - деревня, ganwar значит «из деревни». Но ganwar также имеет значение «глупый», «умственно отсталый», «идиот».

Если ты понимаешь язык моих глаз, если ты понимаешь энергию моей руки, это доказывает, что существование разумно. Откуда у тебя твой разум?

Это был серьезный аргумент. Потом Рамакришна сказал:

Если у тебя есть этот великий ум,- я знаю, что ты очень умный человек, я всегда любил тебя,- скажи мне, откуда он взялся? Если существование лишено разума, его не может быть и у тебя. Откуда он может взяться? Ты сам являешься доказательством того, что существование разумно, вот что для меня значит Бог. Для меня Бог - это не кто-то, сидящий на облаке. Для меня Бог означает, что существование - разумно. Наша вселенная разумна, мы принадлежим ей, и мы нужны ей. Она радуется вместе с нами, празднует вместе с нами, танцует вместе с нами. Ты видел мой танец?

И Рамакришна начал танцевать.

Это еще что такое? - воскликнул Кешав Чандра.

Но Рамакришна так красиво танцевал! Он был хорошим танцором, потому что раньше он танцевал в храме с утра до вечера - без перерыва на кофе! Он танцевал и танцевал до тех пор, пока не падал на землю.

Итак, он начал танцевать с такой радостью, с такой грацией, что внезапно с Кешавом Чандрой произошла трансформация. Он забыл о своей логике, он увидел красоту этого человека, он почувствовал радость, которую никогда прежде не чувствовал.

Весь его интеллект, все его аргументы были поверхностны, а внутри была полная пустота. Этот же человек был переполнен. Он коснулся стоп Рамакришны и сказал:

Прости меня. Я глубоко ошибался. Я ничего не знал, я только философствовал. Ты знаешь все и не говоришь ни слова.

Я прощу тебя только при одном условии,- ответил Рамакришна.

Я готов на любые твои условия.

Условие таково: время от времени ты должен приходить ко мне, вызывать меня на поединок, дискутировать и спорить со мной.

Так поступают мистики. Кешав Чандра был сокрушен. Он стал совершенно другим человеком, он стал приходить к Рамакришне каждый день. Вскоре его ученики покинули его: «Он сошел с ума. Заразился от того безумца. Был один сумасшедший, теперь их двое. Они даже вместе танцуют».

Кешав Чандра, который прежде был несчастным человеком, который ворчал и постоянно жаловался, потому что жил в негативе, вдруг расцвел, в его жизни появились радость и новый аромат. Он напрочь забыл о логике. Рамакришна помог ему почувствовать вкус того, что невозможно постичь умом.

Дзен - это способ выйти за пределы ума. Поэтому мы будем говорить и о Боге, и о дзен вместе. Необходимо отвергнуть Бога и всем своим существом принять дзен. Нужно разрушить ложь и открыть истину. Вот почему я решил говорить о Боге и о дзен вместе. Бог - это ложь, дзен - это истина.

Теперь - ваши вопросы...

Первый вопрос:

Бог действительно мертв? Сама мысль о его смерти внушает сильную тревогу, страх, ужас и тоску.

С моей точки зрения, Бога вообще никогда не было, как же он может умереть? Во-первых, он никогда не рождался. Он был придуман священниками, и именно по этим причинам человек испытывал тревогу, страх, ужас и тоску.

Когда не было ни света, ни огня - только представьте себе то время: вокруг рыскают дикие звери, темная ночь, нет огня, ужасный холод, нет одежды, и в ночи бродят дикие звери в поисках пропитания, люди прячутся от них в пещерах или сидят на деревьях... Днем они хотя бы могут увидеть приближение льва и попытаться убежать от него. Но ночью они полностью во власти диких животных.

Затем люди обнаружили, что приходит время и они почему-то стареют и однажды кто-нибудь умирает. Они не могли понять, что происходит. Только что он разговаривал, дышал, ходил, был в полном порядке. И вдруг он больше не дышит и не разговаривает. Это так шокировало примитивного человека, что смерть стала табу: нельзя было говорить о ней. Даже разговоры о смерти внушали страх - страх, что рано или поздно вы тоже будете стоять в этой очереди и она с каждой секундой будет становиться все короче и короче. Один человек умирает, и вы подходите ближе к смерти; еще один умирает, и вы - еще ближе к смерти.

Таким образом, даже разговоры о смерти стали табу, и не только для простых примитивных людей, но и для самых образованных. Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд терпеть не мог слово «смерть». Никому не позволялось даже произносить это слово в его присутствии, потому что от одного упоминания о смерти с ним мог случиться припадок, он мог потерять сознание и изойти пеной. Настолько велик был страх человека, основавшего психоанализ.

Однажды Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг, еще один великий психоаналитик, ехали вместе в Америку, чтобы прочесть лекции по психоанализу в различных университетах. Будучи на палубе корабля, Карл Густав Юнг упомянул о смерти. Зигмунд Фрейд тотчас же упал на палубу. Именно по этой причине Зигмунд Фрейд изгнал Юнга из психоанализа, и тому пришлось основать свою школу. Он назвал ее аналитической психологией. Просто другое название, а суть - та же. Но причиной его исключения из рядов психоаналитиков было упоминание о смерти.

Две вещи стали табу в нашем мире, и эти две вещи являются двумя полюсами одной и той же энергии. Одна из них - секс: «Не говорите о нем», вторая - смерть: «Не говорите о ней». Оба явления взаимосвязаны: в начале - секс, в конце - смерть; секс влечет за собой смерть.

Есть только один живой организм, который не умирает, это амеба. Вы это прекрасно знаете - в Пуне полно амеб. Я специально выбрал это место, потому что амебы - бессмертные существа. И их бессмертие обусловлено тем, что они не сексуальны. Они не являются следствием секса, поэтому для них нет смерти. Секс и смерть глубоко взаимосвязаны. Постарайтесь это понять.

Секс дает вам жизнь, а жизнь, в конце концов, заканчивается смертью. Секс - это начало, смерть - конец. Посередине - то, что называется жизнью.

Амеба - асексуальное существо, единственный в мире монах, давший обет безбрачия. Она размножается совершенно иначе, чем человек. Бог должен быть бесконечно доволен амебами (если он есть), они все - святые. Они просто постоянно едят, толстеют и в какой-то момент разделяются надвое. Как только амеба становится такой большой, что уже не может двигаться, она делится на две части.

Это - другой способ размножения. Но поскольку он не связан с сексом, то нет ни женского пола, ни мужского. Обе амебы снова начинают питаться. Вскоре они снова станут большими и разделятся. Таким образом, они размножаются «математическим способом». Смерти нет, амеба никогда не умирает - если только ее не убьют! Она может жить вечно, если ее не погубят медики. Бессмертие амеб обусловлено тем, что они не являются следствием секса. Любое животное, появившееся на свет в результате секса, неизбежно умрет, его тело не может быть бессмертным.

Итак, в мире есть два табу: секс и смерть . И то и другое скрывают.

Меня осудили во всем мире только потому, что я открыто говорю о табу, потому, что я хочу знать о жизни все - от секса до смерти. Только тогда можно преодолеть секс и смерть. Достигнув понимания, вы можете начать приближаться к тому, что находится за пределами секса и смерти. Это - ваша вечная жизнь, ваша жизненная энергия, чистая энергия.

В результате секса рождается ваше тело, но не вы.

В результате смерти умирает ваше тело, но не вы.

Во всем мире религии и особенно священники всех религиозных конфессий всегда эксплуатировали человеческий страх, утешая людей Богом - фикцией, ложью, что, по крайней мере, временно прикрывало их рану. «Не бойтесь, Бог заботится о вас. Не тревожьтесь, Бог есть, и все в порядке. Все, что вам нужно делать, это верить в Бога и его представителей, священников, и верить в священное писание, которое Бог дал миру. Все, что вам нужно делать, это верить». Эта вера прикрывала вашу тревогу, страх, ужас и тоску.

Поэтому, когда вы слышите, что Бог мертв, сама мысль о его смерти внушает тревогу. Это значит, что ваша рана открывается. Но прикрытая рана не значит зажившая рана; на самом деле, для того чтобы исцелить рану, ее нужно открыть. Только тогда под солнечными лучами, на открытом воздухе она начнет заживать. Рану никогда нельзя перевязывать, потому что, закрыв ее, вы о ней забываете. Вы хотите о ней забыть. Как только рана оказывается перевязанной, ее не видят ни другие, ни вы сами. А под повязкой рана превращается в рак.

Раны нужно лечить, не перевязывая. Перевязка не поможет. Бог был перевязкой, вот почему сама мысль о том, что Бог мертв, вызывает страх. Что бы вы ни чувствовали: острую тревогу, страх, ужас, тоску,- священники все это прикрывали словом «Бог».

Но, делая это, они препятствовали эволюции человека до уровня Будды, они мешали процессу исцеления, не позволяли человеку искать истину. Ложь выдавалась за истину, и вам, естественно, не надо было ее искать, вы ее уже имели.

Совершенно необходимо, чтобы Бог был мертв. Но я хочу, чтобы вы поняли мою точку зрения. Хорошо, что Фридрих Ницше заявил, что Бог - мертв. Я заявляю, что он никогда и не рождался. Это фикция, изобретение, а не открытие. Знаете разницу между изобретением и открытием? Открытие связано с истиной, изобретение - это дело ваших рук. Это сфабрикованная человеком фикция.

Конечно, это утешение, но утешение - не истина! Утешение - опиум. Оно не позволяет вам видеть реальность, и жизнь очень быстро протекает мимо вас - семьдесят лет пролетают незаметно.

Любой, кто навязывает вам какое-либо верование,- ваш враг, потому что верование становится повязкой на ваших глазах, и вы не видите истины. Само желание искать истину исчезает.

Но вначале, когда вас лишают веры, вам очень больно. Страх и тревога, которые вы подавляли тысячелетиями, но которые все еще живы, немедленно вырываются наружу. Бог не может вас от них избавить, только поиски и переживание истины - а не вера - способны вылечить ваши раны и исцелить вас, сделать вас целостным человеком. А целостный человек для меня - это святой человек.

Итак, если Бога нет и вы начинаете чувствовать страх и ужас, тревогу и тоску, это просто указывает на то, что Бог - не лекарство. Он был всего лишь уловкой, чтобы держать ваши глаза закрытыми. Это был способ ослепления, чтобы держать вас во тьме и внушать надежду, что после смерти наступит рай. Почему после смерти? Потому что вы боитесь смерти; священник говорит о рае после смерти, чтобы успокоить ваш страх. Но страх не исчезает, он просто подавляется и уходит в подсознание. И чем глубже он уходит в подсознание, тем труднее от него избавиться.

Поэтому я хочу разрушить все ваши верования, все ваши богословские теории, все ваши религии. Я хочу открыть все ваши раны, чтобы исцелить их. Настоящим лекарством является не верование, а медитация.

Как только вы избавляетесь от Бога, вы, конечно же, становитесь свободными. Но в результате такой свободы вы наполняетесь тревогой, страхом, ужасом и тоской. Если вы не начнете углубляться в себя в поисках своей истинной сущности, своего настоящего лица, своего будды, вы будете дрожать от страха, вся ваша жизнь будет разрушена, и вы можете сойти с ума, как Фридрих Ницше.

И он - не единственный, кто лишился рассудка. Многие философы покончили с собой, потому что обнаружили, что жизнь бессмысленна; они никогда не пытались заглянуть внутрь себя. Они узнали, что жизнь не имеет никакого значения и смысла... так зачем же продолжать жить?

Один из величайших романов, возможно, самый великий роман всех времен и народов - это «Братья Карамазовы» Федора Достоевского. Прочесть его гораздо важнее, чем Библию, Коран, Гиту по отдельности или все эти книги вместе взятые. «Братья Карамазовы» открывают глубочайшее понимание сути очень многих вещей... Но Федор Достоевский сошел с ума.

Он написал величайший роман в мире, но сам прожил очень несчастную, печальную и исполненную страха жизнь. В нем не было радости, но он обладал удивительной способностью проникновения - интеллектуального проникновения - в любую проблему, с которой в своей жизни неизбежно сталкивается человек. Он затронул все существующие проблемы. «Братья Карамазовы» - это настолько великий роман, что сегодня его никто не читает; люди любят смотреть телевизор. В романе около тысячи страниц, и в ней жаркие споры.

Младший брат - там всего три брата - очень набожный, верующий и богобоязненный молодой человек, он хочет стать монахом и жить в монастыре. Второй брат категорически против Бога, против религии, и он постоянно спорит об этом с младшим братом. Он говорит: «Если я когда-нибудь встречу Бога, первое, что я сделаю, это отдам ему свой билет в рай и скажу: „Оставь его себе. Мне не нужна твоя вечная жизнь, она бессмысленна. Покажи мне, где выход, я не хочу больше находиться в этом мире. Я хочу выйти из существования; смерть мне кажется более спокойной, чем ваша так называемая жизнь. Возьми билет обратно, я больше не желаю ехать на этом поезде. Ты меня никогда не спрашивал, это против моего желания. Ты вынудил меня сесть на этот поезд, и теперь я напрасно страдаю. У меня нет свободы выбора. Зачем ты дал мне жизнь?“»

Вот что он собирался спросить, если встретит Бога: «На каких основаниях ты дал мне жизнь? Ты создал меня без моего разрешения. Это - настоящее рабство. И однажды, не спрашивая, ты убьешь меня. Ты заложил в меня всевозможные болезни и всевозможные грехи, за которые меня порицают, из-за тебя я стал грешником».

Кто заложил в вас секс? Должно быть, Бог, который создал человека и который велел Адаму и Еве идти в мир и размножаться, и нарожать как можно больше детей. Очевидно, что он сделал их сексуальными, он создал пару.

Иван Карамазов, брат-атеист, говорит: «Если я найду его...» - как знать, может быть, он все еще жив, и Фридрих Ницше был неправ - «...я его убью. Я стану первым, кто освободит все человечество от этого диктатора, который, с одной стороны, сам прививает секс, насилие, гнев, жадность, честолюбие и другие всевозможные яды, а с другой стороны, его посредники вдалбливают вам, что секс - это грех, что вы должны соблюдать целомудрие. Странно».

Георгий Гурджиев говорил: «Все религии - против Бога». Это утверждение имеет глубокий смысл. Гурджиев был не таким человеком, который делает какие-то заявления без глубокого серьезного понимания. Когда он говорит, что все религии против Бога, он имеет в виду, что Бог дает вам секс, а религии учат вас целибату. Что они хотят этим сказать? Бог дает вам жадность, а религии учат вас быть нежадными. Бог дает вам насилие, а религии учат вас ненасилию. Бог дает вам гнев, а религии говорят гневу «нет». Это - явный аргумент в пользу того, что все религии против Бога.

Иван Карамазов говорит: «Если я его где-нибудь встречу, я убью его, но прежде чем убить, я задам ему все эти вопросы».

Весь роман - это напряженный спор. Третий брат на самом деле - не настоящий брат. Он родился от женщины, которая не была женой их отца, она была всего лишь служанкой. Третьего брата держат подальше от общества, поэтому он вырастает умственно отсталым. С ним обращаются как с животным: он ест, спит и живет в темной каморке в огромном особняке Карамазовых. Естественно, его жизнь совершенно бессмысленна.

Иван Карамазов говорит: «Подумайте о нашем сводном брате, незаконнорожденном, его тоже создал Бог. В чем смысл его жизни? Он даже не может выйти на солнце, на воздух. Наш отец держит его запертым в темноте. Никто к нему не приходит, никто с ним даже не здоровается. У него нет ни одного друга на всем белом свете. Он никого не знает. Он не умеет даже толком говорить, потому что никогда ни с кем не разговаривал. Он живет как животное: ест, пьет, спит; ест, пьет, спит... Он никогда не познает женщины, он никогда не познает любви. Что произойдет с его половым инстинктом?»

В романе происходит очень глубокое обсуждение всех проблем, с которыми сталкивается любой умный человек. Иван поднимает все эти проблемы: «Как вы думаете, что Бог скажет о моем сводном брате? В чем смысл его жизни? Почему он создал его таким? Если кто и виноват, то он сам, и я собираюсь ему отомстить. Только дайте мне его найти! И я надеюсь,- говорит Иван Карамазов,- что Ницше не прав, и он жив. Иначе у меня не будет возможности убить его. Я хочу убить его, чтобы освободить от него все человечество».

Но как только человечество станет свободным... Это будет свобода для чего? Для страха? Для смерти? Для самоубийства? Для воровства? Свобода для чего?

В одном из экзистенциальных романов рассказывается о том, как один молодой человек оказывается в суде из-за того, что убил на пляже незнакомца - человека, лица которого он даже не видел. Он подошел сзади к этому человеку, сидевшему и смотревшему на закат, воткнул нож в спину и убил его. Он даже не видел, кто это был.

Это было очень странное дело. Если нет никакой враждебности, гнева, мести, то обычно не убивают. Но они даже не знали друг друга, они даже не были друзьями. Можно убить друга - друзья постоянно друг друга убивают - но он не был даже другом, что уж говорить про врага? Кто-то может стать вашим врагом только после того, как стал вашим другом. Это необходимое условие: вначале друг, потом враг. Человек не может сразу стать вашим врагом. Для этого необходимо какое-то знакомство, дружба.

Суд был в растерянности. Судья спросил его: «Почему вы убили незнакомца, лица которого вы не видели и имя которого вы не знали?»

Подсудимый ответил: «Это не имеет никакого значения. Мне было очень скучно, и хотелось что-нибудь сделать, благодаря чему моя фотография могла бы появиться во всех газетах. Это случилось - мне теперь не так скучно. Так или иначе, жизнь не имеет никакого смысла. Что делал этот идиот? Что бы он делал, если бы я не убил его? Он делал бы то же самое, что уже делал много раз. Так из- за чего весь этот шум? Зачем меня привели в суд?»

ГЛАВА 4 НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК Что мы с Каплей понимаем под таким громким брендом «новый человек»?Со школьной скамьи мы слышали об эволюции, научно-техническом прогрессе. И, если второе соответствует, с большой натяжкой (вызванной служением науки насилию) действительности, то

Из книги Секреты блистательной богини автора Правдина Наталия Борисовна

Глава 4 Чего ждет от секса женщина и чего мужчина? Мне довелось общаться с сексологами, и они поделились со мной интересным наблюдением. Оказывается, самое сложное для влюбленной пары обсуждать, что именно нравится ему, а что – ей. При этом люди могут жить вместе многие

Из книги Квантовая физика, время, сознание, реальность автора Заречный Михаил

Когда кот и жив, и мёртв Итак, эксперименты над микромиром однозначно говорят о возможности суперпозиции, когда объект характеризуется совокупностью состояний, каждое из которых, на первый взгляд, исключает другое. Зададим себе вопрос: что надо для наблюдения

Из книги Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 2 автора Раджниш Бхагван Шри

Глава 1 Человек - это становление Первый вопрос:Ошо,Почему только люди подавляют, манипулируют, убивают, стремятся подчинить естественное течение жизни, Дао? Почему мы настолько глупы?Человек не бытность, человек - становление. Это один из основных принципов, который

Из книги Основы самопознания автора Бенджамин Гарри

Из книги Только без паники автора Бассет Люсинда

Глава 14 Скачок веры: свободен наконец! Несмотря на все свои знания, человек инстинктивно стремится к некоей высшей силе… Самонадеянность отрицает ее существование, но и она начинает колебаться перед лицом вездесущей очевидности, которая живет в каждом пучке травы, в

Из книги Дейл Карнеги. Как стать мастером общения с любым человеком, в любой ситуации. Все секреты, подсказки, формулы автора Нарбут Алекс

Из книги Суть тантры автора Раджниш Бхагван Шри

ГЛАВА 5 ЧЕЛОВЕК - ЭТО МИФ 25 АПРЕЛЯ 1977 ГОДАДля мухи, любящей испорченного мяса запах, отвратен аромат сандала.И существа, что нирвану отвергают, стремятся жадно в царствие сансары.Отпечатки следов быка, наполненные водой, скоро высохнут; так с умом, который тверд, но полон

Из книги Ранние беседы. Дикие гуси и вода автора Раджниш Бхагван Шри

Глава 4 Цельный человек (Бомбей, Индия, 26 августа 1970 года)В определенные моменты ум становится цельным. Когда вы едины, в вас создается воля. Эта воля указывает на то, что ум целен. Безволие возникает из-за неуравновешенности, отсутствия цельности, оттого что ваш ум разделен,

Из книги Новый Карнеги. Самые действенные приемы общения и подсознательного воздействия автора Спижевой Григорий

Из книги Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире автора Раджниш Бхагван Шри

Глава 12 Целостный человек Первый вопрос:Ошо,Когда ты посоветовал Индире Ганди объявить более строгое чрезвычайное положение и отложить выборы на пятнадцать лет, индийская газета «Миддэй» вышла с заголовком: «Занимайся своими религиозными делами, Ошо!» Есть ли у тебя

Из книги Невыбирающее осознавание. Собрание выдержек из бесед автора Джидду Кришнамурти

Из книги Уроки Икара. Как высоко вы можете взлететь? автора Годин Сет

Свободен ли творческий человек? Свободен, чтобы выбирать, свободен, чтобы переключаться, свободен, чтобы заставлять говорить о себе.Но не свободен от страхов, вызываемых древней защитной частью разума. Не свободен от голоса незащищенности или подспудных мыслей. И здесь

Из книги Возвыситься над суетой автора Аллен Джеймс

Многие слышали знаменитые слова Фридриха Ницше: «Бог умер». Но не многие знают, что именно Ницше хотел сказать этим скепсисом и крайним пессимизмом.
Ниже я приведу фрагмент из его книги «Веселая наука», в контексте которой и упоминается выше приведенная знаменитая фраза.

«Безумный человек»

«Слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кричал: “Я ищу Бога! Я ищу Бога!” - Поскольку там собрались как раз многие из тех, кто не верил в Бога, вокруг него раздался хохот. Он что, пропал? - сказал один. Он заблудился, как ребенок, - сказал другой. Или спрятался? Боится ли он нас? Пустился ли он в плавание? Эмигрировал? - так кричали и смеялись они вперемешку. Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил их своим взглядом. “Где Бог? - воскликнул он. - Я хочу сказать вам это! Мы его убили - вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? …Куда движемся мы? …Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях? Есть ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы словно в бесконечном Ничто? Не дышит ли на нас пустое пространство? Не стало ли холоднее? Не наступает ли все сильнее и больше ночь? Не приходится ли средь бела дня зажигать фонарь? Разве мы не слышим еще шума могильщиков, погребающих Бога? Разве не доносится до нас запах божественного тления? - и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами - кто смоет с нас эту кровь? Какой водой можем мы очиститься? Какие искупительные празднества, какие священные игры нужно будет придумать? Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его? Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет, благодаря этому деянию, принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!” - Здесь замолчал безумный человек и снова стал глядеть на своих слушателей; молчали и они, удивленно глядя на него. Наконец, он бросил свой фонарь на землю, так что тот разбился вдребезги и погас. “Я пришел слишком рано, - сказал он тогда, - мой час еще не пробил. Это чудовищное событие еще в пути и идет к нам - весть о нем не дошла еще до человеческих ушей. …Это деяние пока еще дальше от вас, чем самые отдаленные светила, - и все-таки вы совершили его!” - Рассказывают еще, что в тот же день безумный человек ходил по различным церквам и пел в них свой Requiem aeternam deo (Вечный покой в Боге). Его выгоняли и призывали к ответу, а он ладил все одно и то же: “Чем же еще являются эти церкви, если не могилами и надгробиями Бога?»

В конце 19 веке эти слова были словами безумца, мир вокруг развивался, люди переживали пик воодушевления от научного прогресса, от индустриализации, от постоянных новых открытий. Мир верил, что он религиозен и большей частью люди считали себя верующими, а Европа христианской. Но Ницше разглядел за внешним лоском и прогрессом смерть и трупный запах не подлинной веры и духа. Я не ставлю целью защищать Ницше и его взгляды, но его интуиция была верной.

Ницше не атеист, но он говорит от имени многих людей того времени, что Бог умер, потому что люди убили Его, Он им больше не нужен, Он им уже даже мешает. Его законы и заповеди соблюдаются, но это внешнее, а внутренне все давно уже от них устали и мечтают освободиться от их бремени, потому что для них истинная свобода, это вседозволенность. Приходит время избавится от Него, потому что люди решили что Его время закончилось, Ему пора в историю, в архив.

Он констатирует факт убийства, которое уже случилось, но внешне его еще не видно. Видно, как люди говорят о Боге, используют в своем лексиконе слово «Бог», ходят в Церковь, практикуют ритуальность и добродетель, но это не только не делает их лучше, но даже удаляет от Бога. «…Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях?» — говорит Ницше. Даже в своем подъеме вверх, переживая прогресс, рост благополучия и внешнее развитие человек стремительно может непрерывно падать, удаляясь от Бога.

Констатируя факт «смерти» Бога, и даже осознавая личную вину, Ницше не призывает к покаянию, не сокрушается о потере, его пугает будущее, потому что оно мрачно и в нем пусто. Но он, тем не менее, призывает человека занять место Бога.

Я думаю, что спасением для нас будет наша подлинная внутренняя жизнь, живая вера и близость со Христом, которая для нас будет важнее всего. Это точно будет нам очень дорого стоить. Скорее всего, нам, чтобы иметь много внутри придется иметь не много снаружи.

В 20 веке предчувствие Ницше подтвердилось в полной мере, но есть надежда, что в 21 веке поднимется не одно поколение людей и Церквей, которые будут гореть для Бога, будут живы в своей вере, будут знать Бога. И мы будем теми, в ком Бог воскреснет, оживет и явится миру, чтобы спасти его от пустоты, безумия и падения в небытие.

~ от klimenkoigor на Июль 6, 2013.

«Бог умер»

Это высказывание впервые появилось в 1882 году в книге Ницше «Весёлая наука». Оно ознаменовало утрату доверия к сверхчувственным основаниям ценностных ориентиров. Нельзя воспринимать это высказывания как личную позицию Ницше. Хайдеггер говорил, что «необходимо читать Ницше, постоянно вопрошая историю Запада». С такого ракурса тезис «Бог мёртв» видится уже не точкой зрения философа на вопрос о религии, а попыткой указать на некий переломный момент, пороговое, переходное состояние, в котором находился народ Запада, по мнению Ницше, на тот момент. Слова "Бог мертв" "оказываются здесь лишь диагнозом и прогнозом".

Мне кажется, будет неверно предположить, что Ницше дошёл до этой мысли лишь к 1882 году. Не стоит забывать, что до 1879 года у него, из-за постоянной работы в университете, было мало времени на занятия философией. Так что не исключено, что эта мысль зародилась у него ещё давно, но окончательно сформировалась и получила возможность выразиться словами лишь в 1882 году. Вероятно, первым толчком к возникновению у философа этой мысли стала война 1870 года, в которой Ницше принимал участие в качестве санитара. Страшное оружие, боль, кровь, постоянные страдания людей и смерть могли натолкнуть его на мысль о том, что «что-то с этим миром не так». Его дальнейшие болезни помогли утвердиться и развиться этой идее. Однако, всё это лишь на уровне предположений.

Ф.М. Достоевский не делал столь громких и броских высказываний, как Ницше. У Фёдора Михайловича были вообще другие методы донесения своих мыслей до читателя. Ведь, известно, что Ф.В. Ницше был превосходным стилистом и предпочитал выражать свои основные идеи при помощи афоризмов, «выбрасывая» их «в лицо» читателю. Достоевский же доводил свои мысли через диалоги героев своих романов. Однако, всё это не отрицает того факта, что в произведениях Ф.М. Достоевского можно так же найти попытку указать на некий переломный момент, переходное состояние, в котором находился народ на тот момент. Логично будет предположить, что данная идея возникла и развилась у него в тот самый период, важность которого уже была отмечена выше.

В жизни обоих философов в разное время произошли важные события, ставшие переломными в их жизни, заставившие писателей по-новому взглянуть на мир, переосмыслить его.

Распространено мнение о противоположности духовных исканий Ницше и Достоевского. И на первый взгляд кажется странной идея соединения этих двух мыслителей в рамках одного идейного течения. На самом деле, если взглянуть глубже, то между взглядами Достоевского и Ницше больше общего, чем различного, несмотря на кажущуюся противоположность при поверхностном ознакомлении. Оба они заложили основы нового мировоззрения.

Достоевский в своём творчестве пытался обосновать систему идей, согласно которой человеческая личность воспринимается как нечто первоисходное, несводимое ни к какой высшей, божественной сущности. Герои Достоевского и он сам очень много говорят о том, что без Бога человек не имеет ни бытийных, ни моральных оснований жизни. Однако, традиционная концепция Бога не утраивает писателя, и он пытается самого Бога понять, как некую часть бытия, «дополнительную» по отношению к человеку. Для Достоевского, Бог - это потенциальная полнота жизненных проявлений личности, которую каждая личность должна пытаться реализовывать. Это объясняет важность образа Иисуса Христа для философа. Христос для него - это человек, доказавший возможность реализации этой полноты жизни, которая заложена в каждом из нас и которую каждый может хотя бы частично раскрыть в самом себе.

Подтвердить и уточнить сформулированную позицию помогает анализ историй самых значимых героев Достоевского. Среди этих героев, по-моему мнению, наиболее важное место занимает Кириллов из романа «Бесы».

Из двух тезисов - «Бога нет» и «Бог должен быть» - Кириллов вывел парадоксальное заключение: «Значит, я - Бог». В романе его за это заявление признали безумным, однако эта идея, столь важная для Достоевского, гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Высказывая мнение, что «Бога нет», Кириллов говорит о Боге как о внешней для человека силе, и именно такого Бога он отрицает. Но раз в мире «Бог должен быть», значит он может существовать как что-то внутренне присущее человеку, поэтому Кириллов и делает вывод о том, что он - Бог. Таким образом, он утверждает наличие божественного начала в каждой личности. Только один человек смог приблизиться в своей жизни к реализации этого начала полностью и тем самым дал пример и образец для нас - Иисус Христос.

Однако, важнейшая проблема, возникающая в связи со сформулированной интерпретацией истории Кириллова - насколько допустимо отождествлять взгляды героев Достоевского с его собственной позицией. К сожалению, однозначный ответ на данный вопрос дать невозможно.

В статьях из цикла «Несвоевременные размышления» (одни из ранних работ) можно найти выражение важнейшего убеждения Ф.В. Ницше, составившего основу всей его философии, - убеждения в абсолютной уникальности и неповторимости каждого человека. При этом философ считает, что эта уникальность не дана нам от рождения, а является неким идеальным пределом, целью жизненных усилий каждой личности, и каждый человек должен стараться достичь этого предела. Однако, Ницше констатирует, что сформулированная им задача является слишком сложной для современного человека, так сильно приверженного традициям и предрассудкам, поэтому философ уточняет её, делая более реальной - каждый человек должен хотя бы иметь ввиду эту цель и всю жизнь должен посвятить достижению её, надеясь на то, что если он сам и не сможет реализовать её вполне, то она окажется достижимой для следующих поколений.

Кроме того, Ницше так же говорит о возможности для человека двух путей в жизни, истинного и ложного. Второй из них не допускает раскрытия уникальности человека из-за навязывания ему от рождения представления о том, что он имеет значение только в служении целям исторического прогресса, и при этом абсолютно не значим в своём собственном, отдельном бытии. Ницше связывает истинный пусть жизни с очень важной способностью - чувствовать не исторически, уметь занимать надисторическую позицию (на такой позиции стоит, к примеру, его Заратустра).

В зрелых работах Ф.В. Ницше идея выявления уникальности каждой личности как высшей цели бытия человека отходит на второй план, заслоняется другими, более яркими и «насущными» идеями и требованиями. Однако последние имеют смысл и обладают такой значимостью только потому, что служат для достижения той самой конечной цели. В этом свете можно понять и оправдать строгость и непримиримость борьбы Ницше с негативными (по его мнению) элементами европейской цивилизации - он смотрел на них как на препятствие к реализации этой цели.

«…Орудием и игрушкой являются чувство и ум: за ними лежит ещё Само. Само ищет также глазами чувств, оно прислушивается также ушами духа. Оно господствует и является даже господином над Я. За твоими мыслями и чувствами, брат мой, стоит более могущественный повелитель, неведомый мудрец, - он называется Само. В твоём теле он живёт; он и есть твоё тело» (Ф.В. Ницше, «Так говорил Заратустра»). Это загадочное «Само» - подсознательная, глубинная полнота личности, в которой нет различия между душой и телом, и которая полностью определяет все устремления души и тела. Именно «Само» является той движущей силой, которая пересоздаёт человека и ведёт его к «Сверхчеловеку». Хотя Ницше и говорит, что человек должен быть «преодолен» и что он «лишь мост», эти слова можно понять как метафору, обозначающую преодоление человека внутри самого человека. Становление сверхчеловека происходит внутри каждой личности и за счёт её глубокой творческой энергии, укорененной в её «Само» - в потенциальной бесконечности бытия, не знающей ограничений.

Однако возникает естественный вопрос: можно ли понимать сверхчеловека в качестве категории, применимой только к будущему состоянию человека и никаким образом не подходящей к нему в его нынешнем состоянии? Если в будущем человек и сможет раскрыть своё значение в качестве абсолютного центра Бытия, то, очевидно, это значение не сможет прийти к нему извне. Оно должно всегда присутствовать в нём. Выходит, что отличие того состояния человека, в котором он пребывает сейчас, он состояния сверхчеловека заключается «лишь» в том, что в последнем состоянии он раскрывает своё подлинное значение, переводит его из формы потенциальности в форму актуальности.

При такой интерпретации философии Ницше нетрудно увидеть её близость к философии Ф.М. Достоевского. Особенно заметным совпадение взглядов двух мыслителей становится в той работе Ницше, которую не без оснований считают написанной под впечатлением от образов Достоевского, - в «Антихристе». С одной стороны, мы находим здесь обычные для самых известных работ Ницше утверждения, заставляющие говорить о его «антигуманизме». С другой стороны, кульминацией работы Ницше является его обращение к личности Иисуса Христа, и тут мы обнаруживаем удивительное изменение тона его суждений. Вместо осуждения, Ницше превозносит его и, по сути, превращает его в воплощение того самого «Сверхчеловека» о котором говорил в своих более ранних произведениях. Философ отделяет Иисуса от христианства и, осуждая второе, говорит, что никто не смог понять подлинного смысла проповедей Христа. Влияние работ Достоевского на Ницше становится очевидным, когда Ницше называет Иисуса «идиотом». Понятно, что это слово использовано здесь не в отрицательном, а в положительном смысле, скорее всего, в качестве прямой отсылки к роману Достоевского «Идиот», где им выведен образ «земного Христа», «идиота» князя Мышкина.

Всё, что далее Ницше ещё пишет об образе Иисуса Христа, ещё больше подтверждает это предположение - он интерпретирует его точно так же, как это делает Достоевский в историях своих героев - Мышкина и Кириллова. Для Ницше принципиальным является не соединение Бога и человека, а признание «Богом» внутреннего состояния самой личности, раскрывающей своё бесконечное содержание (достигнувшей высшей, конечной цели, сформулированной Ф.В. Ницше в своих ранних работах). В этом состоянии достигнутого, обретённого внутреннего совершенства, раскрытой абсолютности своего бытия, человек приходит к пониманию того, что не он подчинён природному бытию, а оно является «символом» и выражением абсолютности бытия личности.

Учитывая, что Ницше не только читал романы Достоевского перед началом работы над «Антихристом», но и конспектировал некоторые его фрагменты, логично предположить, что вышеизложенные мысли были навеяны Ницше именно образами основными героями произведений Ф. М. Достоевского.

ницше достоевский философия религия

Многие из исследователей и мыслителей говорят о времени, начинающемся с конца двадцатого века, как о начале новой или, по крайней мере, как о конце и упадке старой эпохи в истории развития западной культуры. Действительно, за два прошедших столетия произошли огромные изменения практически во всех сферах культуры: многие из представлений, веками фундировавших и определявших мышление европейского человека, подверглись радикальной переоценке, рухнули многие из мировоззренческих, моральных, религиозных, нравственных и социальных твердынь, на которых покоилась Западная цивилизация. В течение двадцатого века не раз провозглашались самые различные "упадки", "концы" и "смерти": "конец метафизики", "конец философии", "смерть Автора", "смерть субъекта", "смерть человека" и т. д. Взгляд на современность, как на один из переломных исторических моментов, стал для нас привычным и, даже, обыденным. Однако, при всем при этом, мы всё ещё не имеем чёткого представления об истоках и причинах происходящих вокруг нас перемен.

В данном контексте весьма актуальной становится задача поиска некой модели, которая дала бы нам возможность представить все произошедшие в лоне Европейской культуры изменения в качестве следствий и проявлений некого единого события. Автор данной работы полагает, что в качестве такой модели возможно использовать идею смерти Бога Ницше. Основанием для этого предположения служит факт наличия следующих феноменов в контексте культуры XX века: во-первых, кризис христианства, тотальная утрата веры, распад духовности и девальвация "старых" ценностей; во-вторых, трансформации данной идеи в творчестве таких мыслителей, сыгравших решающую роль в формировании духовной ситуации XX века, как М. Хайдеггер, Ж. Делёз, М. Фуко; наконец, возникновение в наше время так называемой "теологии смерти Бога".

Глава 1.
Общая характеристика идеи смерти Бога Ницше

По-видимому, творчество ни одного из мыслителей не вызывало столько споров, кривотолков и заблуждений как наследие Ницше. И "винить" в этом следует не столько Фёрстер-Ницше, фашистских идеологов или каких-либо других "искажателей", сколько самого философа. Произведения, книги, стиль мышления и письма служат, наверное, лучшей иллюстрацией мировоззрения апологета становления, фрагментарности и многообразия "точек зрения", критика Тождества и Единства. Афоризм, как основное средство выражения, "подразумевающий новую концепцию философии, новый образ и мыслителя, и мысли" и относящийся к систематизированному мышлению "как векториальная геометрия к метрической, как лабиринт к стрелке с надписью "выход"", превращает прочтение в "палеонтологию мысли, где по одному найденному "зубу" приходится на свой страх и риск воссоздавать неведомое целое" [там же].

Если к этому добавить так же целую вереницу масок и галерею персонажей (романтик-пессимист, вагнерианец, скептик-позитивист, нигилист, Антихрист, Заратустра, Ариадна, Дионис, Распятый и, наконец, "болезнь как точка зрения на здоровье" и "здоровье как точка зрения на болезнь") через которых доносит до читателей свою философию и за которыми одновременно скрывается Ницше, то неудивительным и даже закономерным становится то многообразие недоразумений и ошибок, которое складывается вокруг основных идей Ницше, к числу которых принадлежат и его слова о смерти Бога.

И действительно, трудно избежать неверных толкований там, где вместо столь "естественной" для европейской философии некой целостной концепции с системой аргументации и доказательств мы имеем дело лишь с несколькими разбросанными по всему творчеству мыслителя аллегорическими афоризмами, говорящих о том, что Бог мертв.

Недоразумения возникают уже в самом начале при попытке отнести Ницше к тому или иному лагерю, "оценить провозвестие о "смерти Бога" с диаметрально противоположных, но мировозренчески стабильных позиций […] ортодоксального христианства и столь же ортодоксального атеизма" . Понятно, что для христианина речь здесь может идти только об атеизме, но с другой стороны трудно будет найти или хотя бы представить себе атеиста, способного принять такой атеизм.

Источником подобных недоразумений, по-видимому, служит как раз то, что мы стремимся увидеть в словах о смерти Бога личную позицию Ницше, и забываем напутствие Хайдеггера: "необходимо читать Ницше, непрестанно вопрошая историю Запада" . В таком "историческом" ракурсе тезис "Бог мертв" оказывается уже не точкой зрения мыслителя в вопросе религии, а попыткой указать на некое пороговое состояние, на некий переломный момент в судьбах Запада. Слова "Бог мертв" "оказываются здесь лишь диагнозом и прогнозом", "стрелкой сейсмографа, фиксирующей глубинную ситуацию эпохи[…]" . Таким образом, "атеизм" Ницше особого рода, это не просвещенческая прихоть, и не "научное" убеждение, он не имеет ничего общего со "свободомыслием наших господ физиологов и естествоиспытателей", отвергающих Бога на том основании, что его никак не удаётся обнаружить в пробирке. Если всё же попытаться дать какое-то название позиции Ницше, то его следовало бы, по-видимому, назвать "без-божником": чутким ухом уловив основную мелодию своей эпохи, он попытался "вблизи увидеть роковое, больше того, пережить его на себе" , осуществить акт "самоидентификации, добровольного усвоения болезни". Для правильного понимания Ницше мы должны иметь в виду его глубокую личную вовлеченность в этот вопрос, стремление не обсуждать и оценивать открывшуюся ему реальность с точки зрения бытийствующих норм и критериев (ибо, напротив, именно эта реальность и задаёт нормы и критерии), а принять её такой, какова она есть, и практически, опытно, на себе и собой, испытать её. Для Ницше вообще было характерно пристрастно-личное отношение ко всем важнейшим проблемам своего времени: "он целиком отдал себя на съедение грызущей тревоге за судьбу человека и его бытия: что будет с ним завтра, уже сегодня? [...]Он присматривался к величайшим людям своего времени, и его поражала их спокойная невозмутимость и уверенность в себе: значит, казалось ему, они не проникли в суть дела, не ощутили неумолимого хода современной истории. Конечно, они не могли не замечать происходящего. Они нередко предвидели и грядущее, но они не пропускали то чудовищное, что видели, внутрь себя, не проникались им до костей..."

Однако, если Ницше выражает не своё личное мнение, а говорит от имени некой исторической реальности, и его слова должны затрагивать всю европейскую культуру, то почему же и в наше время многие остаются верующими, многие в своей жизни продолжают уповать на христианского Бога? Может, пророчество Ницше оказалось ложным, может, не было никакого переломного момента?

На подобные возражения можно ответить указанием на то, что "событие" смерти Бога имеет совсем иные масштабы, чем просто одно-два столетия: с одной стороны, "слова Ницше нарекают судьбу Запада в течении двух тысячелетий его истории", и, с другой, стороны "само событие слишком ещё велико, слишком недоступно восприятию большинства, чтобы и сами слухи о нём можно было считать дошедшими - не говоря о том, сколь не многие ведают ещё, что, собственно, тут произошло…". Иными словами, мы принадлежим лишь только к началу эпохи, пронизанной и определяемой этим "событием". "Не исключено, что в этого Бога ещё долго будут верить и считать его мир "действительным", "действенным" и "определяющим". Это похоже на то явление, когда свет тысячелетиями назад погасшей звезды ещё виден, но при всем своём свечении оказывается чистой "видимостью"". И все же, отныне история Запада будет определяться, по мнению Ницше, медленным, но неуклонным движением по пути всё более и более ясного осознания смерти Бога. Возможно, что такие явления двадцатого века, как кризис христианства и тотальная утрата веры это всего лишь первые симптомы этого осознания.

К тому же идея смерти Бога Ницше не сводится просто к кризису религии. Уникальность позиции философа, огромная важность его творчества для понимания современной культуры и ожидающих её судеб заключается в том, что он попытался, со свойственным ему радикализмом, осмыслить все возможные последствия отказа от идеи Бога. И потому это событие глазами его первооткрывателя намного масштабнее, чем сложившиеся о нём представления не только во временном, но и в "пространственном" измерении, в смысле количества сфер культуры, затронутых им: "[…] с погребением этой веры должно рухнуть все воздвигнутое на ней, опиравшееся на неё, вросшее в неё […] предстоит длительное изобилие обвалов, разрушений, погибелей, крахов…". Таким образом, речь у Ницше идёт о переоценке и переосмыслении всех ценностей, всех мировоззренческих установок Запада, в той или иной мере связанных с идеей Бога.

В первую очередь, столь фундаментальное событие, как смерть Бога, должно затронуть наиболее универсальное из мировоззренческих учений - метафизику. Если вспомнить, что христианство Ницше рассматривал как "платонизм для народа" [см. напр.: 10,с.58], а ""Бог" здесь одновременно служит ведущим представлением для "сверхчувственного" вообще и его различных истолкований, для "идеалов" и "норм", для "принципов " и "правил", для "целей" и "ценностей", которые учреждены "над" сущим, чтобы придать сущему в целом цель, порядок и - как вкратце говорят - "смысл"", то смерть Бога оказывается неразрывно связанной с крушением бинарной диспозиции потустороннего и посюстороннего, материального и идеального, созданной Платоном и на протяжении тысячелетий фундировавшей, определявшей и довлевшей над мышлением западного человека. То, что для Ницше слова "Бог мертв" означают, помимо всего прочего, так же и высвобождение наших представлений о сущем из-под гнёта метафизического учения Платона, доказывает постоянное присутствие тематики "помрачения и солнечного затмения" во всех фрагментах, посвященных этому событию. Так, например, в одном из самых известных - "Безумный человек" автор вопрошает устами провозвестника смерти Бога: "Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца?" [там же,с.446]. Если вспомнить притчу Платона, где Солнце выступало метафорой для сферы сверхчувственного, идеального - сферы, образовывавшей и ограничивавшей "горизонт" мышления западного человека лишь внутри "света", которого сущее могло быть доступно взору, таким, каким оно "выглядит", то есть таким, каков его "вид" (идея), - то смерть Бога, действительно, предстаёт, как "стирание краски со всего горизонта", ибо отныне "сфера сверхчувственного уже не стоит над головами людей как задающий меру свет".

Одновременно с этим смерть Бога выступает для Ницше открытием нового горизонта - "горизонта бесконечного", как самая широкая открытость, какую мы только можем пережить. "Мир ещё раз стал для нас бесконечным", ибо исчезает замыкавшая и ограничивавшая его сфера сверхчувственного, ибо становление и многообразие высвобождаются из-под владычества "Единого" и "Бытия", смерть Бога делает невозможной стратегию сведения всего мирового разнообразия к единому верховному принципу и открывает всю разнородность и плюрализм Вселенной. "Бытие и Единое не просто теряют свой смысл, они приобретают иной смысл, новый. Ибо отныне Единым зовется многообразие как таковое (осколки и части), становление зовётся Бытием […] утверждается единство многообразия, Бытие становления"

Мир ещё раз стал для нас бесконечным так же потому, что отныне он предстаёт пред нами как царство случая и случайности, как "божественный стол для божественных игральных костей",вмещающий в себя бесконечное разнообразие возможностей. Со смертью Божественного Логоса, сотворившего мироздание "по своему образу и подобию", неизбежно терпит крах ещё один фундаментальный для метафизики и европейской культуры постулат, провозглашающий тождество Бытия и мышления. "Обезбоженная" Вселенная, освобожденная от диктата подчинения цели, от "вечного паука-разума и паутины его" , выступает во всей свой чуждости "Истине", "логичности", "упорядоченности", каким бы то ни было универсальным причинно-следственным закономерностям, во всей свой "извечной хаотичности". Бытие представляет собой отныне бесконечное разнообразие саморазвивающихся частиц и осколков, имеющих свои уникальные пути, не сводимые к единой линейной истории и незамкнутые "высшим и единственным Пределом".

Но, в первую очередь, "мир ещё раз стал для нас бесконечным, поскольку мы не в силах отмести возможности того, что он заключает в себе бесконечные интерпретации": смерть Бога означает утрату веры в саму возможность построение единой и систематичной концептуальной модели мира, радикальный отказ от претензии на всеобъемлющее описание и объяснение, ибо исчез источник универсальной генерализирующей интерпретации Универсума. Открывается возможность бесконечного разнообразия толкований бытия с самых различных точек зрения и позиций, одинаково правомерных и не сводимых к одной. Если использовать терминологию постмодерниской философии, то смерть Бога является, по сути, "смертью Автора" "произведения" - мира, смысл которого отныне порождается любым из его "читателей", и любое из "прочтений" которого отныне является легитимным.

Радикальное изменение наших представлений о мире после смерти Бога предполагает трансформацию методов и идеалов его познания. Многообразие и становление требуют не поисков "Абсолютной Истины", а истолкования и оценки: истолкования всегда закрепляющего лишь частичный и фрагментарный "смысл" за неким явлением и оценки определяющей иерархическую "ценность" смыслов, не умаляя и не упраздняя при этом их разнообразия.

Отказ от идеи "взгляда со стороны Бога", то есть от "опыта сверх-исторического наблюдения, от взгляда-над-или-поверх, от взгляда, который невозмутимо возносится и парит над Прошлым", предполагает отказ от определяемого ею идеала "незаинтересованного созерцания", нейтрального взгляда в котором "должны быть парализованы, должны отсутствовать активные и интерпретирующие силы, только и делающие зрение". Взамен старой гносеологии Ницше предлагает свою концепцию "перспективизма": каждая потребность, влечение, каждое "за" и "против" является новой перспективой, новой точкой зрения, и чем большему количеству аффектов предоставим мы слово в обсуждении какого-либо предмета, тем более полным окажется наше представление о нем, наша объективность. Место абсолютного, парящего-над, незаинтересованного, безмятежного "глаза без взгляда" занимает взгляд, как подвижный центр пластических сил, интерпретирующих бытие, для которого основным элементом различения является воля к власти.

Смерть Бога, как абсолютного субъекта и абсолютного разума, на идею которого ранее опирался и, в сущности, дублировал его свойства конечный субъект, должна привести к тому, что в человеке, с одной стороны преодолевается его раздвоенность на "тело" и "душу", "материальное" и "духовное", но при этом, с другой стороны, происходит расщепление индивидуального "Я" - то, что будет позже названо в постмодерниской философии "смертью субъекта". В ситуации смерти Бога становится невозможной многовековая стратегия подавления в человеке одних его свойств ("телесного", "природного"), рассмотрения их как "не истинно человеческих", за счет вынесения других в сферу внеприродного Бытия. "Иное" в человеке - "Само", бессознательное - вырывается из-под господства человеческого разума. После смерти Бога становится очевидной вся зависимость "Я" от этой сферы, и тем самым выявляется его многомерность, разрушается миф о его монолитности. Вместе с христианством должна исчезнуть также "роковая атомистика, которой успешнее всего и дольше всего учило христианство, атомистика душ", душа должна отныне рассматриваться как "множественность субъекта" и "общественный строй аффектов и инстинктов" [там же].

Но смерть Бога означает не только "смерть субъекта", должен "умереть" и сам человек. Если перестаёт существовать нормативный и идеальный образец человека, исчезает идея его вечной и неизменной природы, то человек оказывается подвластным эволюции, может быть рассмотрен как "то, что должно превзойти". "[...] Ницше достиг той точки, где человек и Бог сопринадлежат друг другу, где смерть Бога - синоним исчезновения человека и где обещанное пришествие сверхчеловека означает с самого начала и, прежде всего неминуемость смерти человека.".

К сожалению, рамки данной работы и её задачи не позволяют нам детально рассмотреть ключевые темы современной философии, однако можно заметить, что её основные идеи, такие как "постметафизическое мышление", "ацентризм", "смерть Автора", "смерь субъекта", "смерть человека", её критика бинаризма и логоцентризма, являются, по сути, продолжением ницшевской идеи смерти Бога.

Итак, слова Ницше о смерти Бога, являются не выражением личных убеждений мыслителя, а попыткой дать название некому увиденному в глубине европейской культуры историческому событию, властно проникающему в прошедшие и определяющему нынешний и последующие века, которое должно привести к радикальным изменениям наших представлений о мире, о способах его познания и о человеке.

Глава 2.

Основные причины и последствия события "смерти Бога" в контексте европейской культуры

"Бог умер" - случилось невероятное и непредставимое, но вся чудовищность этого события нам ещё не до конца ясна, ибо Бог не просто "удалился из своего живого присутствия",а был убит, убит людьми: "мы его убили, […] самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами".

Но как это стало возможно? "Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта?" [там же]. Ответ, по мнению Ницше, заключён в самом христианстве, в самой европейской морали, смерть Бога является до "конца продуманной логикой наших великих ценностей и идеалов", европейская культура уже "с давних пор движется в какой то пытке напряжения, растущей из столетия в столетие к катастрофе" [там же, с.35]. Бог умер потому, что мы, сегодняшние, убили его, предав забвению, но, с другой стороны, "сама необходимость приложила здесь руку к делу" [там же], так как неизбежность этого события была предопределенна в самом начале европейской истории. Что же в истории Запада, по мнению Ницше, предопределило смерть Бога? Чтобы ответить на этот вопрос мы должны понять специфику ницшевского взгляда на историю.

Мировая история, по мнению Ницше, представляет собой извечный дуализм, антагонизм и противоборство двух типов сил - "активного" и "реактивного". Первые являются силами творческими, созидающими, творящими, утверждающими отличие и жизнь. В то время как для вторых первичными оказываются отрицание, сопротивление всему отличному, стремление к ограничению, подавлению всего другого. Активные постоянно самоутверждаются за счет преобразования окружающего, реактивные способны лишь отвечать и реагировать на внешние импульсы.

Этим двум типам сил соответствуют две разновидности морали - "мораль господ" и "мораль рабов". Однако мы исказим смысл, который вкладывал Ницше в понятия "господин" и "раб", если предположим, что критерием для их различения выступают отношения "господства" и "власти", ибо таковой является способность к порождению новых ценностей и оценок - Will zu Macht (где "Macht" следует переводить не как "власть", а как "способность к самоосуществлению, к самореализации, к творчеству"). "Господин" устанавливает и созидает ценности, "раб" же вынужден их принимать: хочет ли он сохранить или же ниспровергнуть "господские" ценности, все равно "раб" направляет свою силу на уже созданное, и в том и в другом случае он лишь реагирует на жизнь, вместо того, чтобы творить самому.

"Мораль господ" создаётся как утверждение и благодарный гимн жизни, жизни в её многообразии.

"Мораль рабов" возникает, когда затаенная злоба, ненависть, мстительность и зависть, проистекающее из бессилия и униженности, - чувство ressentiment раба становится творческой силой, порождающей свои ценности. Она начинается с отрицания, "с самого начала говорит Нет "внешнему", "иному", "несобственному"" и лишь позже создаёт некое подобие утверждения, утверждая общеобязательные, "абсолютные" и "единственно истинные" ценности, отягощающие и обесценивающие жизнь.

История христианства и западной культуры, если их рассматривать сквозь призму ницшевского учения о двух типах сил и двух типах морали, оказывается историей воссторжествования отрицания и "реактивного" человека.

Уже в иудаизме и платонизме - исторических истоках христианства - отрицание и чувство ressentiment играют решающую роль. Иудаизм, по мнению Ницше, будучи поставленным перед вопросом быть или не быть, предпочёл быть "какой бы то ни было ценой", и такой ценой оказалось "сознательное извращение своей природы" [там же]: отрицание жизни, утверждение всех упаднических, декадентских инстинктов. Иудаизм удалил из понятия о божестве "все предпосылки возрастающей жизни, всё сильное, смелое, повеливающее, гордое" [там же].

Платонизм, со своей стороны, предав забвению досократическое единство мысли и жизни, расколол человека на две части, заставил мысль обуздывать и калечить жизнь, соизмеряя и ограничивая её в соответствии с "высшими ценностями". Начиная с Платона, мысль становится отрицающей, а жизнь обесценивается, сводится ко всё более болезненным формам. Философ, законодатель и творец новых ценностей и перспектив, превращается в послушника и стража уже существующих.

Платонизм расколол на две части не только человека, но и весь мир, повсюду осуждая и обесценивая одну ради другой. "Посюсторонний" мир лишается своих смысла, красоты, истинности, так как они отныне могут принадлежать только "потустороннему"; многообразие и становление осуждаются во имя "Бытия" и "Единого".

Христианство, с одной стороны, являясь "последним логическим выводом иудаизма", с другой стороны, вбирает в себя концепцию двух миров Платона. Оно продолжает и усиливает тенденцию мироотрицания своих предшествиников.

Христианский Бог, повинуясь творческой силе ressentiment"а, превращается в придирчивого "судью" и "воздоятеля", "вырождается в противоречие с жизнью" [там же,c.312]. По сути, с христианства, превратившего Бога в "обожествленное "Ничто"" [там же], начинается его "убивание".

Казалось бы, смерть Бога должна освободить, наконец, жизнь из-под гнёта отрицающих её ценностей, ознаменовать победу "активных" сил над "реактивными". Однако этого не происходит.

Бог умер, но осталось пустующее место его пребывания - сверхчувственный мир, остались прежними направленность и критерии полагания, определение сути ценностей. Авторитет Бога и авторитет церкви исчезают, но на их место заступают авторитет совести и разума, "божественные" ценностей заменяются "человеческими, слишком человеческими". Потустороннее вечное блаженство превращается в земное счастье для большинства. Место бога заменяют "Прогресс", "Отечество" и "Государство". На смену старому христианскому человеку приходит "самое презренное существо" - "последний человек" . Он по-прежнему продолжает взваливать на себя бремя ценностей, отрицающих, калечащих жизнь, однако теперь он подспудно осознаёт всю их ничтожность, и потому в нём нет уже "хаоса, способного родить танцующею звезду" [там же, с.12], в нём нет уже никаких устремлений, он стремится лишь к "своему маленькому удовольствицу" [там же].

"Всеобщий прогресс" и "Государство" не способны по-настоящему заменить Бога, не в силах скрыть людей от надвигающегося Ничто, и потому они пытаются забыться в суетной деловитости, в погоне за прибылью и острыми ощущениями. Но крушение всех прежних ценностей неизбежно…

Когда западный человек окончательно осознает, что потусторонний мир идеалов мертв и безжизнен, то в европейской культуре должен будет наступить этап "нигилизма". Ибо люди не имея возможности найти сверхчувственную сферу в мире - сферы куда они помещали его смысл, истинность, красоту и ценность - осудят его, как лишенный вообще какого бы то ни было смысла, цели и ценности: "реальность становления признаётся единственной реальностью и воспрещаются всякого рода окольные пути к скрытым мирам и ложным божествам - но, с другой стороны, этот мир, отрицать который более не хотят, становится невыносимым".

Но эпоха нигилистического кризиса, по мнению Ницше, не только таит в себе величайшую опасность, но и величайшую возможность нашего времени. Ибо после распада прежних ценностей и критериев для их полагания действительность, реальный мир, конечно, обесцениваются, но при этом не исчезают, а впервые только и достигают значимости. Человек должен осознать истинный источник ценностей - собственную волю к власти, отвергнуть и разрушить само "место" прежних ценностей - "верх", "высоту", "запредельность" - и создать новые жизнеутверждающие, возвеличивающие человека: "наверное, человек оттуда и начнет подниматься всё выше и выше, где он перестанет изливаться в Бога".

Таким образом, причины смерти Бога, по мнению Ницше, кроются в самом христианстве, в прежних "высших" ценностях, которые были порождением "реактивных" сил и чувства ressentimet. После смерти Бога европейская культура попытается поместить на его место человеческие ценности "Прогресса", "Государства" и т.п. Однако крушение всех прежних ценностей является неизбежным и после него должен наступить этап "европейского нигилизма". Данный этап приведёт к исчезновению прежних целей и смыслов мира, созданных на основе представлений о сверхчувственной сфере, возвышающейся над ним, но, одновременно с этим, откроется возможность для нового истинного полагания ценностей.

Библиография.

1. Делез Ж. Ницше. СПб.: Axioma, 1997.186 с.

2. Делез Ж. Тайна Ариадны // Вопросы философии. 1993. № 4. С.48-54.

3. Деррида Ж. Шпоры: стили Ницше // Философские науки. 1991. № 2. С.118-142; № 3. С.114-129.

4. Иванов В.И. Ницше и Дионис // Весы. 1904. № 5. С.17-30.

5. Кантор В. К. Достоевский, Ницше и кризис христианства в Европе конца XlX - начала XX века // Вопросы философии. 2002. № 9. С.54 - 67.

6. Кузьмина Т. "Бог умер": личные судьбы и соблазны секулярной культуры

7. Михайлов А.Б. Предисловие к публикации // Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв" // "Вопросы философии", 1990, № 7, С.133-136.

8. Ницше Ф. Воля к власти; Посмертные афоризмы: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1999. 464с.

9. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни; Сумерки кумиров или как философствовать молотом; О философах; Об истине и лжи во вненравственном смысле; Утренняя заря или мысль о моральных предрассудках: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 512с.

10. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист; Ecce Homo: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 544с.

11. Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. Спб., Худож. Литература,1993. С.342

12. Ницше Ф. Так говорил Заратустра; К генеалогии морали; Рождение трагедии или Эллинство и пессимизм: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 624с.

13. Ницше Ф. Человеческое слишком человеческое; Весёлая наука; Злая мудрость: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 704с.

14. Подорога В. Событие: Бог мертв Фуко и Ницше.

15. Свасьян К.А. Примечания к "Антихристу" // Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист;Ecce Homo: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997 С 492 - 501

16. Свасьян К.А. Примечания к "Весёлой науке" // Ницше Ф. Человеческое слишком человеческое; Весёлая наука; Злая мудрость: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. С. 666 - 685.

17. Свасьян К.А. Фридрих Ницше - мученик познания // Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист;Ecce Homo: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997 С. 3 - 54

18. Философия Ф.Ницше. М.: Знание, 1991. с 64.

19. Франк С. Фр. Ницше и этика "любви к дальнему"// Франк С. А. Сочинения. Мн.: Харвест, М.: Аст, 2000 С.3 - 80

20. Фридрих Ницше и русская религиозная философия. В 2т.: Переводы, исследования, эссе философов "серебряного века"/Сост. И.Т.Войцкая-Минск: Алкиона, 1996. Т.1 352с. ; Т.2 544с.

21. Фуко. Слова и вещи. Археология гуманитарных знаний. Спб.; 1994 с.368

22. Хайдеггер М. Вечное возвращение равного // журнал "Онтология времени", №3, 2000 г.С. 76 - 162

23. Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993 С. 63 - 177

24. Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв" // Вопросы философии. 1990. № 7. С.143 - 176

25. Шестов Л. Добро в учении гр. Толстого и Ф.Ницше // Вопросы философии. 1990. № 7 С.59 - 132

26. Шестов Л. Достоевский и Ницше: философия трагедии // Мир искусства. 1902. № 2. С.69-88; № 4. С.230-246; № 5/6. С.321-351. № 7. С.7-44; № 8. С.97-113. № 9/10. С.219-239.

27. Ясперс К. Ницше и христианство. М., 1994.114 с.

Фридрих Ницше. Гении и Злодеи

Философия. Фридрих Ницше и вечное возвращение

Лекция Михаила Шильмана «О пользе и вреде Ницше для жизни»

Мы снова встречаемся с Михаилом Шильманом, чтобы обратиться к философии. В этой передаче речь будет идти не о ее категориях, но о ее персоналиях, а именно, о всем нам хорошо известному Фридрихе Ницше. Постараемся действительно понять, что из сказанного им было услышано, что он обошел молчанием и почему современная философия демонстрирует вечное возвращение к Ницше.

Ницше и Штирнер. Алина Самойлова

"Что делать?"
Философия Фридриха Ницше и теория сверхчеловека сегодня

[Объект 22]. Фридрих Ницше и ницшеанство

О Фридрихе Ницше и ницшеанстве беседуем с кандидатом филологических наук, главным редактором издательства «Культурная революция» Игоре Эбаноидзе.

Философские чтения. Что такое культура

Исчезнет ли культура как исчерпавшее себя явление, возникшее всего 300 лет назад? Что такое бескультурье? И чем первое отличается от второго? Об этом беседа с Вадимом Михайловичем Межуевым - доктором философских наук Института Философии РАН.

Хайдеггер М.

Слова Ницше "Бог мертв"

Нижеследующее пояснение - это попытка указать в ту сторону откуда когда-нибудь сможет быть поставлен вопрос о сущности нигилизма. Пояснение это ведет свое происхождение из такого мышления, которое начинает впервые обретать ясность относительно положения Ницше в истории западной метафизики. Указать же значит уяснить одну из стадий западной метафизики, предположительно последнюю стадию ее, потому что иные возможности метафизики уже не могут становиться зримы постольку, поскольку метафизика через посредство Ницше в известном смысле отнимает у себя свои собственные сущностные возможности. Благодаря произведенному Ницше обращению метафизика остается лишь извращением в свою нeсуть. Сверхчувственное становится несостоятельным продуктом чувственного. А чувственное вместе с таким снижением своей противоположности изменяет своей собственной сущности. Низложение сверхчувственного устраняет и то, что просто чувственно, и вместе с тем устраняет их различие. Низложение сверхчувственного заканчивается на "ни... ни...", что касается различения чувственного (aistenon) и нечувственного (noeton). Низложение заканчивается бессмысленностью. И все же оно остается непродумываемой, непреодолимой предпосылкой ослепленных попыток ускользнуть от бессмысленного просто посредством придания смысла.

В дальнейшем метафизика всюду понимается как истина сущего как такового в целом, не как учение такого-то мыслителя. У любого мыслителя свое особое философское положение внутри метафизики. Поэтому метафизику можно называть его именем. Однако в соответствии с тем, как мыслится здесь метафизика, это отнюдь не будет означать, что такая-то метафизика - это создание и собственность мыслителя как личности в публичных пределах культурного творчества. В каждую фазу метафизики зрима соответствующая часть пути, какой судьба бытия прокладывает через сущее во внезапно разражающихся эпохах истины. Сам Ницше поступь западного исторического совершения истолковывает метафизически, а именно как восхождение и разворачивание нигилизма. Продумывание метафизики Ницше становится осмыслением ситуации и местоположения сегодняшнего человека, судьба которого, что касается истины его, пока малоизведана. Но если только осмысление такого рода не остается пустопорожним отчетом и повтором, оно поднимается над тем, что, собственно, осмысляется. Подниматься над чем-либо не означает непременно превышать, превосходить что-либо, не означает и преодолевать. Если мы осмысляем метафизику Ницше, то это не значит, что наряду с его этикой, теорией познания и эстетикой мы теперь прежде всего учитываем его метафизику, но это значит только одно: мы пытаемся принимать Ницше-мыслителя всерьез. Мыслить же, для Ницше тоже, значит представлять сущее как сущее. Всякое метафизическое мышление- это онто-логия или же вообще ничто. Что же до нашей попытки осмысления, то тут все дело в том, чтобы приуготовить простой и неприметный шаг мышления. Приуготовляющему мышлению крайне важно проредить и просветлить те просторы, в пределах которых бытие вновь могло бы принять человека - в отношении его сущности - в некую изначальную сопряженность с ним. Быть приуготовляющим - вот суть такого мышления.

Подобное сущностное, а потому во всем и во всех аспектах лишь приуготовляющее мышление движется в неприметности. Здесь любое со-мышление, даже и самое неумелое и неловкое, окажет существенную подмогу. Деятельность со-мышления никак не бросается тут в глаза, ее никак не оправдать ни значимостью, ни полезностью, - это посев, а сеятели - те, что, быть может, не увидят ни побегов, ни спелых зерен, и не узнают жатвы и урожая. Они служат севу, а еще прежде того подготовке к севу. Севу предшествует пахота. И нужно сделать плодородным то поле, которое вследствие неизбежным ставшего владычествования страны метафизики должно было оставаться заброшенным и никому не ведомым. Нужно прежде всего почувствовать, предощутить это поле, а потом уж отыскать и возделать. Нужно в самый первый раз пройти дорогой, ведущей к этому полю. Много еще есть на свете неведомых проселков, ведущих к полям. И однако каждому мыслящему отведен лишь один путь, и это его путь, - и он, прокладывая его, обязан ходить по нему взад-вперед, до тех пор, пока наконец не приучится он выдерживать направление и не признает своим тот путь, который однако никогда не будет принадлежать ему, до тех пор, пока наконец не научится говорить то, что можно изведать лишь на этом и ни на каком другом пути Быть может, заглавие книги Бытие и время - веха на таком пути. В соответствии с сущностным переплетением метафизики с науками - метафизика сама его требует и все снова и снова стремится к нему, и науки поросль самой же метафизики - приуготовляющее мышление иной раз само должно вращаться в кругу наук, потому что науки в многообразных своих обличьях то сознательно, то по способу своей значимости и действенности все еще притязают на то, чтобы задавать фундаментальную форму знания, а равно и всего того, что доступно знанию. Чем однозначнее устремляются науки к предопределенному им техническому бытийствованию со всеми его отпечатлениями, тем решительнее проясняется вопрос о той возможности знания, на какую притязают в технике, о ее способах, пределах, о ее правомочности. Приуготовляющее мышление, его осуществление невозможны без воспитания - необходимо научить мыслить прямо посреди наук. Самое трудное найти для этого сообразную форму, так чтобы воспитание мышления не падало жертвой смешения его с научным исследованием и с ученостью. Подобное преднамерение прежде всего подвергается опасности тогда, когда этому мышлению одновременно с тем постоянно приходится лишь отыскивать свое собственное местопребывание. Мыслить прямо посреди наук значит проходить мимо них без презрения к ним. Мы не знаем, какие возможности приберегает нашему народу и всему Западу судьба западной истории. Внешнее складывание и устроение таких возможностей и не самое насущное. Важно только, чтобы, учась мышлению, а вместе с тем по-своему соуча мышлению, мы оставались на пути и в нужный миг оказались на месте. Нижеследующее пояснение по своим целям и значению остается в кругу того самого опыта, на основе которого продумывалось Бытие и время. Одно совершающееся событие беспрестанно затрагивает мышление, не давая ему покоя, - то, что хотя в истории западного мышления сущее с самого начала мыслится в аспекте бытия, тем не менее истина бытия остается непродуманной и как возможный опыт не только заказана мышлению, но и само же западное мышление именно в обличье метафизики, пусть и не ведая того, скрывает от глаз это вершащееся недопущение.

Приуготовляющее мышление необходимо остается поэтому в области осмысления исторического совершения. История для такого мышления - не череда эпох, но все одна и та же близость одного и того же, - это одно и то же без конца затрагивает мышление не подлежащими никакому расчету способами судьбы, меняя степень своей непосредственности. Сейчас наше осмысление направлено на метафизику Ницше. Его мышление стоит под знаком нигилизма. Вот как именуется историческое движение, распознанное Ницше, - оно властно проникает собою уже и предшествующие века и определяет нынешний век. Свое истолкование этого движения Ницше сводит в короткую фразу: "Бог мёртв".

Можно было бы предположить, что эти слова - "Бог мёртв" - выражают мнение атеиста Ницше, чисто личное, а потому одностороннее, - тогда не трудно опровергнуть его ссылкой на то, что в наше время очень многие посещают храмы, перенося свои беды и тяготы на основе определенной христианством веры в Бога. Однако остается вопрос, правда ли, что приведенные слова Ницше - лишь экзальтированный взгляд мыслителя, о котором вам не преминут напомнить, что напоследок он сошел с ума? Можно еще спросить: не выговаривает ли здесь Ницше то самое слово, которое непрестанно молчаливо раздавалось все время, пока только историческое совершение Запада определялось метафизически? А потому мы во всяком случае не должны спешить выносить свое суждение об этих словах, но должны попытаться мыслить их так, как они были задуманы. Поэтому весьма уместно отложить в сторону любые поспешные мнения, которые, как только страшные эти слова произнесены, торопятся поскорее занять место впереди.

В дальнейшем мы пытаемся, рассуждая, разъяснить слова Ницше в некоторых существенных их аспектах. И еще раз напомним со всей остротою: слова Ницше нарекают судьбу Запада в течении двух тысячелетий его истории. Мы же, сколь бы неподготовленными ни были все мы, не должны думать, будто, стоит нам прочитать доклад об этих словах Ницше, как судьба эта сразу же переменится или на худой конец мы по-настоящему изведаем ее. Тем не менее нам сейчас крайне необходимо одно - воспринять некий урок из своего осмысления, а воспринимая урок, учиться осмыслять.

Однако никакое разъяснение не должно довольствоваться тем, что извлечет суть дела из текста, - оно, отнюдь тем не похваляясь, обязано приложить сюда и нечто свое. Такой прибавок человек непосвященный, принимая за содержание текста то-то и то-то, всегда ощущает как нечто вчитанное в текст со стороны толкователя и притязая на свое право судить, подвергает его критике. Однако настоящее разъяснение никогда не разумеет текст лучше автора - но только разумеет его иначе. И необходимо только, чтобы это иное затрагивало то же самое, не промахивалось мимо того чему следует своей мыслью поясняемый текст.

Впервые слова "Бог мёртв" Ницше произнес в третьей книге сочинения Веселая наука, вышедшего в 1882 году. С этого сочинения начинается путь к сложению основной, метафизической позиции Ницше. Это сочинение Ницше и его напрасные мучения по построению задуманного главного труда жизни разделены публикацией книги Так говорил Заратустра. Запланированный же главный труд так никогда и не был завершен. Одно время Ницше предполагал назвать его так - Воля к власти - с подзаголовком "Опыт переоценки всех ценностей".

Ошеломляющая нас мысль о смерти Бога, о смерти Богов была знакома Ницше уже в юности. В одной из записей, относящихся ко времени работы над первым своим сочинением, Рождением трагедии, Ницше говорит (1870): "Верую в издревле германское: всем Богам должно будет умереть". Молодой Гегель в конце своего трактата Вера и знание (1802) пишет о "чувстве, на которое опирается вся религия нового времени, о чувстве: сам Бог мёртв..." . В словах Гегеля - мысль об ином, нежели у Ницше. И все же есть между ними, Гегелем и Ницше, существенная взаимосвязь, скрывающаяся в сущности любой метафизики. Сюда же, к этой же области, относятся и слова Паскаля, заимствованные из Плутарха: "Le grand Pan est mort". (Pensees, 695). Сначала же давайте выслушаем полный текст отрывка 125-го из книги Веселая наука. Отрывок озаглавлен: Безумец; он гласит:

Безумец. - Как, вы ничего не слышали о том ошалелом, что среди бела дня зажег фонарь, отправился на площадь и там без передышки кричал: "Ищу Бога! Ищу Бога!"?!.. А там как раз толпилось много неверующих, которые, заслышав его крики, принялись громко хохотать. "Он что - потерялся?" - сказал один. "Не заблудился ли он, словно малое дитя?" - сказал другой. "Или он спрятался в кустах? Или боится нас? Или отправился на галеру? Уплыл за море?" - так не переставая шумели они и гоготали. А безумец ринулся в самую толпу, пронзая их своим взглядом. "Куда подевался Бог? - вскричал он. - Сейчас я вам скажу! Мы его убили - вы и я! Все мы его убийцы! Но как мы его убили? Как сумели исчерпать глуби морские? Кто дал нам в руки губку, чтобы стереть весь небосвод? Что творили мы, отцепляя Землю от Солнца? Куда она теперь летит? Куда летим все мы? Прочь от Солнца, от солнц? Не падаем ли мы безостановочно? И вниз - и назад себя, и в бок, и вперед себя и во все стороны? И есть ли еще верх и низ? И не блуждаем ли мы в бесконечном Ничто? И не зевает ли нам в лицо пустота? Разве не стало холоднее? Не наступает ли всякий миг Ночь и все больше и больше Ночи? Разве не приходится зажигать фонари среди бела дня? И разве не слышим мы кирку гробокопателя, хоронящего Бога? И носы наши - разве не чуют они вонь гниющего Бога? - Ведь и Боги тлеют! Бог мёртв! Он и останется мёртвым! И это мы его убили! Как утешиться нам, убийцам из убийц? Самое святое и крепкое, чем обладал до сей поры мир, - оно истекло кровью под ударами наших ножей, - кто оботрет с нас кровь? Какой водой очистимся? Какие искупительные празднества, какие священные игрища не придется изобретать нам? Не слишком ли велико для нас величие этого подвига? Не придется ли нам самим становиться богами, чтобы оказаться достойным его? Никогда еще не свершалось деяние столь великое - благодаря ему кто бы ни родился после нас, он вступит в историю более возвышенную, нежели все бывшее в прошлом!"... Тут умолк безумный человек и опять взглянул на тех, что слушали его, - они тоже молчали и с недоверием глядели на него. Наконец он швырнул фонарь на землю, так что тот разбился и погас. "Я пришел слишком рано, - сказал он, помолчав, - еще не мое время. Чудовищное событие - оно пока в пути, оно бредет своей дорогой, - еще не достигло оно ушей человеческих. Молнии и грому потребно время, свету звезд потребно время, деяниям потребно время, чтобы люди услышали о них, чтобы люди узрели их, уже совершенные. А это деяние все еще дальше самых дальних звезд от людей, - и все-таки они содеяли его!"... Рассказывают еще, что в этот день безумец врывался в Церкви и затягивал там Requiem aeternam . Когда же его выводили за руки, требуя ответа, он всякий раз отвечал одними и теми же словами: "Что же такое теперь все эти церкви, если не усыпальницы и не надгробия Божий?"

Спустя четыре года (1886) Ницше прибавил к четырем книгам Веселой науки пятую, озаглавленную - Мы, бесстрашные. Первый ее отрывок (афоризм 343) назван: Каково тут нашей радости. Он начинается так: "Величайшее из событий новейшего времени, - "Бог мёртв", вера в христианского Бога сделалась неправдоподобной, - оно начинает отбрасывать теперь свою тень на всю Европу".

Отсюда ясно, что слова Ницше подразумевают смерть христианского Бога. Однако не менее достоверно, и о том следует знать с самого начала, что у Ницше, в его мысли, слова "Бог" и "христианский Бог" служат для обозначения сверхчувственного мира вообще. Бог - наименование сферы идей, идеалов. Эта область сверхчувственного, начиная с Платона, а точнее, с позднегреческого и христианского истолкования платоновской философии, считается подлинным и в собственном смысле слова действительным миром. В отличие от него чувственный мир лишь посюсторонен и изменчив - потому он кажущийся и недействительный. Посюсторонний мир - юдоль печали в отличие от горнего мира вечного блаженства по ту сторону вещей. Если, подобно еще Канту, называть мир чувственный миром физическим в более широком смысле, тогда сверхчувственный мир будет миром метафизическим.

Слова "Бог мёртв" означают: сверхчувственный мир лишился своей действенной силы. Он не подает уже жизнь. Пришел конец метафизике - для Ницше это вся западная философия, понятая как платонизм. Свою же собственную философию Ницше понимает как движение против метафизики - для него это значит против платонизма. Однако всякое контрдвижение, как и вообще всякое "анти-", необходимо застревает в сущности того, против чего выступает. Движение против метафизики, будучи всего-навсего выворачиванием ее наизнанку, остается у Ницше безысходно запутанным в ней, так что метафизика отгораживается у него от своей собственной сущности словно каменной стеной, а потому не в состоянии мыслить свою сущность. Поэтому для метафизики и через нее по-прежнему скрыто, что совершается в ней и что, собственно, совершается как метафизика.

Коль скоро Бог как сверхчувственная основа, как цель всего действительного мёртв, а сверхчувственный мир идей утратил свою обязательность и прежде всего лишился силы будить и созидать, не остается вовсе ничего, чего бы держался, на что мог бы опереться и чем мог бы направляться человек. Потому в читанном нами отрывке и значится: "И не блуждаем ли мы в бесконечном Ничто?" Слова "Бог мёртв" заключают в себе утверждение: Ничто ширится во все концы. "Ничто" означает здесь отсутствие сверхчувственного, обязательного мира. Нигилизм, "неприютнеиший из гостей", - он у дверей.

Попытка пояснить слова Ницше "Бог мёртв" тождественна задаче изложить, что понимает Ницше под нигилизмом, и тем самым показать, в каком отношении сам он находится к нигилизму. Поскольку, однако, словом "нигилизм" нередко пользуются, лишь бы наделать побольше шуму и сотрясти воздух, а порой и как бранным словцом, то необходимо знать, что оно означает. Не все из тех, кто ссылается на свою христианскую веру и метафизические убеждения, тем самым уже пребывают вне нигилизма. И, наоборот, не каждый из тех, кого заботят мысли о Ничто и о сущности его, нигилист.

Слово "нигилист" любят произносить в таком тоне, как если бы самого этого наименования, даже если ничего не думать, выговаривая его, уже было достаточно для доказательства того, что одно лишь осмысление Ничто неминуемо ведет к падению в Ничто и знаменует собою утверждение диктатуры Ничто.

Вообще нам придется спросить, одно ли только нигилистическое значение, то есть негативное, ведущее в ничтожествование Ничто, присуще "нигилизму", если брать его строго в том смысле, какой мыслится в философии Ницше. При той расплывчатости и произвольности, с какой пользуются этим словом, весьма необходимо, еще и не приступая к точному обсуждению того, что же говорит о нигилизме сам Ницше, найти верный взгляд на него, и только затем мы сможем уже спрашивать о том, что такое нигилизм.

Нигилизм - это движение в историческом совершении, а не какой-нибудь взгляд, не какое-нибудь учение, какие кто-либо разделял и каких кто-либо придерживался. Нигилизм движет историческое совершение, как может движить его еще почти не распознанный фундаментальный процесс внутри судьбы народов Запада. По этому же самому нигилизм и не только историческое явление наряду с другими, не только духовное течение, какое встречалось бы в истории Запада наряду с другими, наряду с христианством, гуманизмом, просвещением.

Нигилизм, если мыслить его по его сущности,- это, скорее, основополагающее движение в историческом совершении Запада. И такова глубина этого движения, что его разворачивание может лишь повести к мировым катастрофам. Нигилизм - это всемирноисторическое движение тех народов земли, которые вовлечены в сферу влияния нового времени. Поэтому он и не явление только лишь современной эпохи, и не продукт XIX века, когда, правда, обострилось внимание к нигилизму и вошло в употребление само слово. Точно так же нигилизм и не порождение отдельных наций, чьи мыслители и литераторы говорят о нигилизме. Может случиться и так, что мнящие себя незатронутыми им наиболее основательно способствуют его разворачиванию. Зловещ и неприютен гость, неприютнейший из всех, - еще и тем зловещ, что не может назвать свой исток. И воцаряется нигилизм не только лишь тогда, когда начинают отрицать христианского Бога, бороться с христианством или, скажем, вольнодумно проповедовать незамысловатый атеизм. Пока мы ограничиваем свой взор исключительно таким отвращающимся от христианства неверием и его проявлениями, наш взгляд задерживается на внешнем, жалком фасаде нигилизма. Речи безумца ведь прямо говорят о том, что слова "Бог мёртв" не имеют ничего общего с мнениями "не верующих" в Бога праздных зевак, которые говорят все разом. До таких людей без веры нигилизм -судьба их же собственной вершащейся истории - вообще еще не пробился.

До тех пор, пока мы будем постигать слова "Бог мёртв" лишь как формулу неверия, мы продолжаем разуметь их в богословско-апологетическом смысле, отмежевываясь от всего того, что было самым важным для Ницше, а именно от такого осмысления, которое следовало бы мыслью за тем, что уже совершилось с истиной сверхчувственного мира и ее отношением к сущности человека. Поэтому же нигилизм, как разумел его Ницше, не покрывается и тем чисто негативно представляемым состоянием, когда люди уже не могут веровать в христианского Бога библейского откровения, - точно так же, как и под христианством Ницше понимает не ту жизнь христиан, какая существовала лишь единожды в течение совсем недолгого времени, пока не были составлены Евангелия и не началась миссионерская деятельность Павла. Для Ницше христианство - это феномен церкви с ее притязаниями на власть, феномен исторический, феномён светской политики в рамках складывания западного человечества и культуры нового времени. В этом смысле так понимаемое христианство и христианский дух новозаветной веры - не одно и то же. И жизнь далеко не христианская может утверждать христианство, пользуясь им как фактором силы, и, наоборот, христианская жизнь отнюдь не непременно нуждается в христианстве. Поэтому спор с христианством отнюдь не обязательно должен повлечь за собой борьбу с христианским духом - ведь и критика богословия не означает еще критики веры, истолкованием которой призвано служить богословие. Пока пренебрегают этими существенными различения-ми, остаются на уровне низкопробной борьбы мировоззрений.

"Бог" в словах "Бог мёртв", если продумывать его по его сущности, замещает сверхчувственный мир идеалов, заключающих в себе цель жизни, что возвышается над самой же земной жизнью, и тем самым определяющих ее сверху и в известном смысле извне. Когда же начинает исчезать незамутненная, определяемая церковью вера в Бога, а в особенности ограничивается и оттесняется на задний план вероучение, богословие в его роли задающего меру объяснения сущего в целом, то в результате этого отнюдь не разрушается еще основополагающий строй, согласно которому земная, чувственная жизнь управляется целеполаганием, заходящим в сферу сверхчувственного.

Авторитет Бога, авторитет церкви с ее учительной миссией исчезает, но его место заступает авторитет совести, авторитет рвущегося сюда же разума. Против них восстает социальный инстинкт. Бегство от мира в сферу сверхчувственного заменяется историческим прогрессом. Потусторонняя цель вечного блаженства преобразуется в земное счастье для большинства. Попечение о религиозном культе сменяется вдохновенным созиданием культуры или распространением цивилизации. Творческое начало, что было прежде отличительной чертой библейского Бога, отмечает теперь человеческую деятельность. Человеческое творчество переходит наконец в бизнес и гешефт.

Итак, место сверхчувственного мира спешат занять производные церковно-христианского и богословского истолкования мира: оно свою схему ordo, иерархического порядка сущего, заимствовало в эллинистически-иудейском мире, а основополагающий строй его был учрежден Платоном в начальную пору западной метафизики. Область, где совершается сущность и разверзается событие нигилизма, - это сама же метафизика, при непременном условии, однако, что мы, применяя это слово - "метафизика", будем разуметь под ним не философское учение и тем более не какую-то отдельную дисциплину философии, а будем думать об основополагающем строе сущего в целом, о том строе, при котором различаются чувственный и сверхчувственный миры и первый опирается на второй и определяется им. Метафизика - это пространство исторического совершения, пространство, в котором судьбою становится то, что сверхчувственный мир, идеи, Бог, нравственный закон, авторитет разума прогресс, счастье большинства, культура, цивилизация утрачивают присущую им силу созидания и начинают ничтожествовать. Мы та кое сущностное распадение всего сверхчувственного называем забытием, тлением, гниением. Поэтому неверие в смысле отпадения от христианского вероучения никогда не бывает сущностью и основанием нигилизма - всегда оно лишь его следствие; может случиться ведь и так, что и само христианство представляет собой следствие и определенное выражение нигилизма. Теперь, отсюда, мы можем распознать и самое последнее отклонение в сторону, самое последнее заблуждение, какому подвержены люди, когда они пытаются постичь и, как они мнят, опровергнуть нигилизм. Не постигнув нигилизм как движение внутри исторического совершения, длящееся уже долгое время и своим сущностным основанием покоящееся в самой же метафизике, люди преда ются гибельному пристрастию принимать за сам нигилизм явления, представляющие собою лишь его последствия, а за причины нигилизма- его последствия и воздействия. Бездумно приноровляясь к такой манере представлять вещи, люди в течение десятилетий привыкают к тому, чтобы в качестве причин исторической ситуации эпохи приводить господство техники или восстание масс, неутомимо расчленяя духовную ситуацию времени в соответствии с подобными аспектами. Однако, сколь бы многосведущ, проницателен и остроумен ни был анализ человека и его положения внутри всего сущего, он продолжает оставаться бездумным, порождая лишь видимость осмысления до тех пор, пока забывают думать о местоположении бытийствующего человека, пoкa не постигают его местоположение в истине бытия.

Пока мы не перестанем принимать явления нигилизма за сам нигилизм, наше отношение к нигилизму останется поверхностным. Оно не будет в состоянии сдвинуть с места хотя бы самую малость, даже если и почерпнет известную страстность оказываемого им отпора то ли во всеобщей неудовлетворенности мировым положением, то ли в отчаянии, в каком не решится признаться себе вполне, то ли в моральном негодовании или в самонадеянном превосходстве верующего над другими. В противовес всему этому необходимо одно - чтобы мы начали осмыслять. Поэтому спросим теперь самого Ницше, что же разумеет он под нигилизмом, и поначалу пусть останется открытым, улавливает ли Ницше сущность нигилизма и может ли он уловить ее, понимая нигилизм так. В одной из записей 1887 года Ницше ставит вопрос (Воля к власти, афоризм 2): "Что означает нигилизм?" И отвечает: "То, что высшие ценности обесцениваются". Ответ этот подчеркнут и снабжен пояснением: "Нет цели, нет ответа на вопрос - почему?""

Если следовать этой записи, то Ницше понимает нигилизм как процесс в историческом совершении. Он интерпретирует этот процесс как обесценивание высших ценностей, какие существовали прежде. Бог, сверхчувственный мир как мир истинно сущий и все определяющий, идеалы и идеи, цели и основания, которые определяют и несут на себе все сущее и человеческую жизнь во всем особенном, - все здесь представляется в смысле высших ценностей. Согласно мнению, распространенному еще и теперь, под высшими ценностями разумеются истина, добро и красота: истинное, то есть сущее в действительности; благое, в чем повсюду все дело; прекрасное, то есть порядок и единство сущего в целом. Однако, высшие ценности начинают обесцениваться уже вследствие того, что люди постепенно осознают: идеальный мир неосуществим, его никогда не удастся осуществить в пределах мира реального. Обязательность высших ценностей тем самым поколеблена. Встает вопрос, для чего же нужны эти высшие ценности, если они не обеспечивают гарантий, средств и путей осуществления полагаемых вместе с ними целей?

Если бы мы, однако, пожелали вполне буквально понять ницшевское определение сущности нигилизма, - он состоит в том, что высшие ценности утрачивают всякую ценность, - то в итоге получили бы то самое постижение сущности нигилизма, которое меж тем широко распространилось и распространенность которого поддерживается самим же наименованием - "нигилизм": обесценение высших ценностей означает явный упадок. Однако для Ницше нигилизм отнюдь не только явление упадка, - нигилизм как фундаментальный процесс западной истории вместе с тем и прежде всего есть закономерность этой истории. Поэтому и в размышлениях о нигилизме Ницше важно не столько описание того, как исторически протекает процесс обесценения высших ценностей, что дало бы затем возможность исчислять закат Европы, - нет, Ницше мыслит нигилизм как "внутреннюю логику" исторического совершения Запада. Ницше при этом понимает, что по мере того, как для мира обесцениваются прежние высшие ценности, сам мир все же не перестает существовать и что именно этот лишившийся ценностей мир неизбежно будет настаивать на полагании новых ценностей. Коль скоро прежние высшие ценности рухнули, то новое полагание ценностей неминуемо становится по отношению к ним "переоценкой всех ценностей". "Нет". прежним ценностям проистекает из "да"ч новым ценностям. Поскольку же, по мнению Ницше, для этого "да" нет ни возможности опосредования, ни возможности компромисса с прежними ценностями, такое безусловное "нет" входит внутрь "да" новым ценностям. Для того же, чтобы обеспечить безусловность нового "да", предотвратив возврат к прежним ценностям, то есть для того чтобы обосновать полагание новых ценностей как движение против старых, Ницше и новое полагание ценностей продолжает именовать нигилизмом, то есть таким нигилизмом, через посредство которого обесценивание прежних завершается полаганием новых, единственно задающих теперь меру ценностей. Такую задающую меру фазу нигилизма Ницше именует "совершенным", то есть классическим нигилизмом. Под нигилизмом Ницше разумеет обесценивание прежних высших ценностей. Но одновременно он позитивно ("да") относится к нигилизму в смысле "переоценки всех прежних ценностей". Поэтому слово "нигилизм не перестает быть многозначным, и, если иметь в виду крайние значения, оно прежде всего двузначно, двусмысленно, поскольку в одном случае обозначает просто обесценение прежних высших ценностей, а в другом одновременно и безусловное контрдвижение против обесценивания. Двусмысленно в этом отношении уже и то, что Ницше приводит в качестве праформы нигилизма, - пессимизм. Согласно Шопенгауэру, пессимизм - это вера в то, что в наисквернейшем из миров жизнь не стоит того, чтобы жить, чтобы утверждать ее. По такому учению, и жизнь, и, следовательно, сущее как таковое в целом надлежит отрицать. Такой пессимизм, по Ницше, - "пессимизм слабости". Для такового повсюду один только мрак, всюду есть причина, чтобы ничего не удавалось; он притязает на знание того, как что будет протекать - именно под знаком вездесущей беды, краха. Напротив, пессимизм силы, пессимизм как сила и крепость не строит себе ни малейших иллюзий, видит опасности, не желает ничего затушевывать и подмалевывать. И он насквозь провидит фатальность настороженного бездеятельного ожидания - не вернется ли прежнее. Он аналитически вторгается в явления, он требует ясного осознания тех условий и сил, которые несмотря ни на что все же позволят совладать с исторической ситуацией и обеспечат успех.